В Московском центре искусств открылась выставка «Портрет жены художника» из собрания Государственного Русского музея. Эта экспозиция -- «тематическая» подборка из большой выставки «Портрет в русском искусстве», недавно прошедшей в Санкт-Петербурге. МЦИ славится нелюбовью к чопорному академизму музейных выставок и пристрастием к игровым экспозиционным сюжетам. Игровой подход в выставочном деле всегда ведет к выигрышу. Если само искусство не слишком качественно, мы легко простим это в благодарность за остроумие концепции. С другой стороны, и на общеизвестные шедевры иногда приятно и небесполезно взглянуть как бы играючи, не совсем всерьез, без музейной оскомины.

Концепция нынешней выставки, может быть, и не слишком глубока, но занимательна. Едва ли когда-нибудь взгляду зрителя представала столь впечатляющая портретная галерея жен художников: от «ролевого» портрета царственно-суровой супруги Дмитрия Левицкого (недаром вплоть до недавнего времени считавшегося изображением императрицы Екатерины II) до кубофутуристического портрета Ксаны Богуславской, художницы, «авангардной» музы и жены Ивана Пуни.

Разумеется, из общечеловеческого любопытства интересно узнать, как выглядели спутницы жизни знаменитых мастеров. Любопытство профессиональное побуждает поразмышлять на тему взаимоотношений художника и модели в разные эпохи. Если два этих взгляда совместить, то интрига получается не слишком замысловатая, но поучительная. Печальна не только участь русского художника, о чем все мы так или иначе догадывались и раньше, но и участь его жены. Печален и ее облик.

Легкий флер мечтаний и надежд окружает подруг художников, пока они еще невесты или юные матери с младенцами, так сказать, жены начинающие и несведущие. Эта краткая пора запечатлена прославленными мужьями в тонах легких и светлых. Освещена мягким импрессионистическим светом, как в камерном портрете Кустодиева, или воплощена в орнаментальных символистских стилизациях, как в картинах Бродского и Петрова-Водкина. Легкий импрессионистический мазок и символистская поволока во взгляде -- таковы юные подруги, погруженные в блаженное состояние «светлой грусти» или пленительной меланхолии.

Меланхолия отнюдь не напрасна. В этом убеждаешься, обратившись к портретам жен, уже взваливших на себя тяжкое бремя спутницы художника. Светлые тона исчезают так же бесследно, как статус безмятежной невесты, а печать легкой грусти сменяется выражением нечеловеческого напряжения, скорбного бесчувствия или тяжелой депрессии. Переживания, опустошенность и нервный срыв -- горестный удел жен Крамского, Врубеля, Анисфельда, Шухаева. «Портрет Елены Шухаевой» пугающе инфернален: жена художника предстает здесь человеком, уже абсолютно равнодушным к суете жизни земной.

Вспоминая классику мирового искусства, мысленно «прокручиваем» десятки портретов жен художников. Обольстительных, женственных, улыбающихся. Муз и покровительниц. Но русский художник не столь великодушен к своей избраннице. Судя по выставке, наши мастера склонны были видеть собственных жен лишь в трех амплуа: домашней хозяйки, бессловесной модели и аскетичной служительницы искусства самого мэтра. Конечно, есть на выставке и исключения, где женам удается сохранить некоторую раскованность и причастность радостям жизни: портрет Юлии Маковской кисти блистательного салонного виртуоза Константина Маковского, пронзительный портретный этюд Елены Гуро или же мягкий импрессионистический портрет балерины Надежды Надеждиной, жены Владимира Лебедева. В целом же выстраивается весьма странная иерархия.

Портреты Анны Тропининой, напоминающей скорее старушку-няню или на худой конец гоголевскую Пульхерию Ивановну, и Надежды Удальцовой как нельзя лучше отвечают амплуа домашней хозяйки. Жены авангардистов Малевича и Штеренберга, напротив, свободны от бытовой суетности. Они стоят перед вечностью в позе, так сказать, напряженно-боевой и, кажется, из последних сил «соответствуют миссии служения», неосторожно возложенной на них великими мужьями. Терпеливые, хотя и замученные бесконечными сеансами модели -- таковы жены на портретах Осмеркина и Фалька. Кстати, портреты жен чаще всего были «искусством для себя», творческой лабораторией шлифовки выработанных приемов и крайне редко становились поводом для новых формальных экспериментов. Если художники и допускали насилие формы над натурой, то неизменно смягчали его мягкой иронией. Например, в кубофутуристическом портрете Пуни среди абстрактных форм вдруг угадывается линия улыбающихся губ или округлость груди. Похоже, такая тактичность и освобождение от живописной агрессии были своего рода компенсацией за тяготы и агрессию жизни реальной.

В этом смысле живописным антиподом «жены» является «натурщица». Рисуя натурщицу, художник может позволить себе все, что не дозволено в портретах «супружеских», -- чувственную радость жизни, свободу от рефлексии, формалистские изыски. Может оттянуться по полной программе. Любопытно было бы эти портреты сопоставить. В одном зале развесить изображения жен -- бесплотных, задумчивых, печальных или же напряженно-экзальтированных, а в другом -- этюды натурщиц, чувственных и полных жизни. Пожалуй, такую выставку стоило бы сделать даже в целях назидательных, ради юных и незамужних зрительниц: не ходите замуж за художников, становитесь лучше натурщицами.