Подписанный президентом 30 ноября закон о передаче религиозного имущества становится прекрасным тестом на способность вести диалог и на чуткость восприятия другого. Тестом и для церкви, и для музеев, между которыми сегодня в общественном поле возводятся в большинстве своем нелепые и беспочвенные баррикады. К сожалению, музейно-церковная дискуссия зачастую ведется на уровне жонглирования эпитетами, а стол для переговоров пустует. Конструктивные последствия от такого полузаочного общения минимальны. Одна из главных причин в том, что интеллигенция до сих пор -- сознательно либо интуитивно, по инерции -- отказывается воспринимать позицию церкви всерьез.

Слишком сильным во многих наших согражданах оказывается желание изобличить церковные институты, попенять им в корыстных имущественных интересах, приватизационных планах и жажде передела собственности. Разоблачить «рейдерские» намерения, которые «РПЦ как крупнейший хозяйствующий субъект» пытается замаскировать духовной идеологией. Именно так видится возвращение церкви церковных же зданий теми, для кого религиозное чувство -- флер, богослужение -- временнбя затрата, а выставки, прилавки и сантехнические узлы в алтаре -- «да ну подумаешь!» Чтобы мгновенно, без рассуждений, начать «разоблачать» церковь, подойдет любой повод -- и президентская подпись на законопроекте, и интернет-клевета на подмосковный монастырь, якобы пытающийся отобрать корпуса у пациентов детского реабилитационного центра. Ведь такого рода звонкая изобличительная позиция -- очень удобный способ освобождения от личной моральной ответственности, к слову.

Приходится сожалеть вдвойне, когда подобные нападки и навешивания «грабительских» ярлыков можно обнаружить не только в блогерской болтовне, но и в публично озвучиваемом мнении ведущих культурных авторитетов, без участия которых сложно себе представить успех диалога церкви и музеев. Но как же тогда -- в каких выражениях и терминах -- вести этот диалог?

Президент Союза музеев России Михаил Пиотровский в статье «Слово и дело», опубликованной на днях во «Времени новостей» (см. номер от 1 декабря 2010 года), сожалеет по поводу терминологической путаницы, режущей слух в публичной дискуссии вокруг передачи религиозного имущества. Более чем понятно нежелание директора Эрмитажа слышать в адрес музейных сотрудников слова «хранители краденого». Только с чьей стороны раздаются эти слова? К лексикону церкви они не имеют никакого отношения. И едва ли дальнейшая попытка Пиотровского уличить церковь в том, что она наравне с государственным аппаратом занималась грабежом музейщиков, встретит понимание с церковной стороны. Подобные выражения и подобные методы церкви не принадлежат, но приписываются ей различными «интерпретаторами» церковной истории и современной практики -- и это отправной пункт для всех, кто заботится о ясности дискуссии.

Церковь, во-первых, не стремится ни в чем обвинить музеи. Ни в коем случае и никогда церковь не видела в музейных работниках «хранителей краденого». Музеи -- первоочередные союзники церкви в деле совместного сохранения культурного наследия страны. Более того, в ближайшее время музеи -- как хочется надеяться -- станут еще и старшими наставниками и учителями многих религиозных общин. Бесценный опыт экспертной работы, нормативы хранения ценностей, сформированные музейным сообществом, -- это тот безусловный капитал музеев, который необходим религиозным организациям. Спрос на этот опыт, на трансляцию и тиражирование навыков музейного дела будет расти после подписания вышеупомянутого закона в геометрической прогрессии. И передача такого опыта, помощь церкви со стороны музеев в начавшемся процессе возвращения религиозного имущества, разработка специальных образовательных курсов, программ, методических критериев хранения культурных ценностей -- это первоочередная задача на повестке дня в отношениях церкви и организаций культуры. Если, конечно, мы все-таки намерены оставить в прошлом велеречивое «предъявление счетов» и от слов переходить к делу. Взаимодействие искусствоведов и священнослужителей, причем безо всякого обострения ситуации посредством «стилистически неизящных слов» -- этот сценарий, предложенный Михаилом Пиотровским, остается только приветствовать.

Но, увы, на практике процесс очень часто упирается в тупик. Прямой вопрос «Когда и с чего начинаем взаимодействие?» в целом ряде ситуаций почему-то виснет в воздухе и остается без конкретного ответа. И неоднократно звучавший в СМИ призыв главы Союза музеев России не противопоставлять «религию и культуру», а совместно -- отказавшись от «корыстных настроений» -- решать все вопросы, касающиеся музеев и церковных интересов, обращенный, надо полагать, также и к музейной интеллигенции, игнорируется самим же музейным сообществом.

За примерами далеко ходить не надо. Самый центр столицы, Новая площадь, храм святого Иоанна Богослова, здание которого с советских времен занимает Музей истории Москвы. Власти города еще в 1992 году, когда про федеральный закон о передаче религиозного имущества никто и не заговаривал, вернули храм Московскому патриархату. В 2006 году Музею Москвы под вывод экспозиции были переданы здания Провиантских магазинов. Но воз стоит на месте 18 лет, храм стоит без крестов, в алтаре храма стоят дамские платья и кассовые аппараты XIX века. Российский православный институт, в ведение которого Иоанно-Богословский храм с сентября этого года был передан указом патриарха, не может дождаться от музея даже не то что определения сроков переезда экспозиции в Провиантские магазины. Администрация музея игнорирует многократные предложения ректора Православного института создать общую рабочую группу для создания поэтапного и устраивающего все стороны плана освобождения церковных зданий. В результате община вуза в мороз проводит богослужения под музейными окнами.

Оправданно беспокойство Михаила Пиотровского по поводу необходимости «строгих гарантий» обеспечения учреждений культуры, выезжающих из храмов, достойными и пригодными помещениями. И церковь первая готова заботиться о предварительном обеспечении музеев необходимыми площадями, технически оснащенными для хранения коллекций. Вызывает понимание и тезис президента Союза музеев России о том, что «музеям и церкви надо договариваться напрямую, без посредников». Жаль только, что данное мнение главы музейного сообщества разделяется не всеми его членами. Видимо, далеко не вся музейная интеллигенция готова общаться с представителями церкви в таком открытом и честном формате. Удобнее, оказывается, уклониться от прямых переговоров и обсуждения нюансов и деталей, а вместо этого заявлять о том, что вопрос выезда музея из храма зависит исключительно от прямых договоренностей патриарха и московского мэра. Равно как вызывает сожаление и тот факт, что Союз музеев России за 18 лет не озаботился судьбой главного музея российской столицы и размещением его экспозиций в подходящих для этого помещениях, а не в церковном здании, вмещающем лишь одну сотую от объема всей коллекции.

Церковь и культуру невозможно развести по разным углам общественного пространства и строить между ними взаимосвязи. Чем дольше мы «думаем про белых обезьян», то есть говорим о «культуре и церкви» как о неких самобытных плоскостях, пересекающихся лишь по ряду позиций, тем более будет усугубляться понятийная путаница и полемический шум. Превратить его во внятный разговор должны конкретные религиозные общины в партнерстве с конкретными учреждениями культуры. Чем больше будет примеров такого соработничества, обоюдной готовности и открытости, тем скорее «некрасивые эмоции» уступят место долгожданным делам.