Первый раунд гастролей Александринки в Москве сложили из двух спектаклей. Началось с «Ксении. Истории любви» Валерия Фокина. Эта постановка уже была весной в Москве на «Золотой маске» и особого успеха не имела, хотя в Питере, говорят, спектакль о святой Ксении Петербуржской, ложащийся на местный патриотизм, идет на ура. Когда планировались гастроли, еще никто не знал, что «Ксения» в Москве провалится, но в любом случае локомотивом этого приезда Александринки была не она, а «Укрощение строптивой» литовской звезды Оскараса Коршуноваса, который обещал показать в Москве шекспировскую премьеру еще до Петербурга, где театр откроет сезон только через два дня.

Москва Коршуноваса видела не раз, начиная с самого первого его, почти студенческого спектакля по Хармсу «Там быть тут» в начале 90-х до «Гамлета», которого год назад привозил фестиваль NET. Кроме того, в Москве он ставил пять лет назад «Смерть Тарелкина» в театре Et Cetera с самим Калягиным. В главные московские любимцы Коршуновас пока не попал, но театралы его высоко ценят за всегда эффектную и жесткую форму, напряженный ритм, за пластичных, тяготеющих к эксцентрике актеров, среди которых всегда есть те, что заряжают зал своей горячей эмоциональностью, как рыжая Раса Самуолите, игравшая Офелию. За рубежом Коршуновас ставит давно, и хотя, судя по всему, работать на чужом поле ему не просто (московский «Тарелкин» удачей не стал), но в этот раз говорили, что режиссер повторит в Александринке свою постановку трехлетней давности из «Комеди Франсез» и, стало быть, покажет нам нечто надежное, уже опробованное и успешное. Не видевшим парижский спектакль, трудно сказать, в какой степени питерский стал его повтором, но удачей он определенно не оказался.

Хотя начиналось это «Укрощение...» забавно и живо: еще при закрытом занавесе на сцену с бранью выскакивал парень в футболке и джинсах с открытой бутылкой в руке, балагурил, ругал погнавшуюся за ним капельдинершу за то, что назвала его хамом, препирался со зрителями, требовавшими Шекспира (наверное, подсадными). Потом стал рассказывать про девушку, с которой расстался, а в конце концов признался, что он актер (Валентин Захаров), улегся на пол и, когда раздвинулся занавес, оказался шекспировским пьяницей Слаем, ради которого слуги Лорда и разыграли «Укрощение строптивой». Когда занавес открылся, все сразу перестало быть живым и веселым. Сцена была плотно набита всякой рухлядью и немного напоминала театральный склад (художник Юрайте Паулекайте). Железная клетка, палки, обломки гигантских гипсовых слепков, какие-то вращающиеся штуковины и конструкции с лестницами, ванна, гроб, шкафы с костюмами, одежные манекены, на верхних ярусах болванки с париками и так далее. В углу за гримировальным столиком было место для Лорда в халате, а прочие актеры на сцене, одетые в черное, почему-то бегали с лаем, будто собаки, корчили рожи, перекрикивались и, по собачьи дыша, вываливали языки. Музыка грохотала, все время что-то носилось и падало, мигал свет, валил дым, кто-то изображал рок-музыкантов. На симпатичного спящего Слая, уложенного в пустую ванну, надевали белые панталоны и чепчик, и когда он просыпался, то начинал играть в ту же игру: строить рожи, кричать и суетиться.

История получалась очень странная. С одной стороны декорация «чрева театра» -- чрезмерная, но тем не менее выглядящая в своей грязноватой насыщенности и многозначности вполне современно. С другой стороны -- актеры, которые играли не просто крикливо и грубо, а как-то архаично, как в помпезной Александринке 80-х при Игоре Горбачеве. Невозможно поверить, что такими стали лучшие актеры этого театра -- Виталий Коваленко, Игорь Волков, Андрей Шимко и даже нежнейшая Юлия Марченко. Но, главное, в этой раздрызганной постановке трудно было узнать Коршуноваса. Сочиняя ее, он явно был не в лучшей своей форме. Сцена, на которой что-то все время гремело и бегало, вызывала тягостное недоумение.

Несколько ярких исторических костюмов с длинными юбками и пышными панталонами висели на одежных манекенах, и на время важных сцен герои в черной «прозодежде» подходили к ним сзади, вставляли руки в рукава и вели сцену как марионетки -- с чрезмерной, кукольной жестикуляцией. В остальное время актеры лазали вверх-вниз по конструкциям, таскали какие-то предметы, пихались или тискали друг друга и вообще отчаянно симулировали активность. Нынешний молодой премьер театра Дмитрий Лысенков в роли Петруччо ничем не отличался от прочих -- так же кривлялся, носился, как наскипидаренный, и через пять минут действия был уже весь в поту. Пару раз он переходил с крика на рокочущие низы обольстителя, но все равно о его герое мы узнали не больше, чем он сам о себе говорил. Красавица Александра Большакова в роли Катарины играла всего лишь вздорную куклу (хотя мне очень понравился трюк, когда она выходила к жениху, вертя в руках сцепленные одежные вешалки, как в восточных фильмах девушки-бойцы вертят ножи). Вполне традиционная лирическая пара из кудрявого влюбленного Люченцио (Тихон Жизневский) и хорошенькой блондинки Бьянки (Мария Луговая) дела не спасала.

Содержательно объяснить, почему на сцене происходило то или другое, не удавалось. Когда вельможи кричали: «Эй, кто-нибудь!», выбегал человек в античной маске, которого, по-видимому, и звали Кто-нибудь. Один из слуг Петруччо почему-то носил под носом торчащие двумя пучками усы, как у артистов, изображающих на детских утренниках котов, да и вообще, кажется, думал, что он кот. Петруччо «ехал» на здоровенной гипсовой лошади без головы, у которой из шеи шел дым, а лошадиная голова валялась отдельно. Катарина в это время билась в клетке среди огромных обломков гипсовых ангелочков. Еще был полый обрубок женского торса, который иногда кто-то носил на себе, как нелепый костюм, и на минутку, уж не помню к чему, на сцену выносили женский скелет с волосами. Казалось, режиссеру дали снятый с чердака сундук старья, он вынимает оттуда то одно, то другое и вертит перед собой: может, пригодится? И тут же выкидывает: не пригодилось. Смотреть на это больше трех часов кряду было тяжело и грустно.

В конце ноября «Золотая маска» привезет второй транш Александринки: «Гамлета» Валерия Фокина, «Изотова» Андрея Могучего и «Дядю Ваню» Андрея Щербана. Будем надеяться.