В заголовок своего романа («Знамя», №8, 9) Владимир Маканин поставил никому неведомое слово -- «Асан». Далеко не сразу читатель узнает, что это имя древнего безжалостного и могучего кавказского божества. А также -- главного героя новейшей (не только рассказанной Маканиным) истории. Не единственное. По паспорту он Александр Сергеевич (как Пушкин), но выговаривать два этих длинных чужих слова чеченцам затруднительно, а потому они прибегают к сокращениям, чередуя фамильярно-ласкового «Сашика» с загадочным, мерцающим жутковатыми смысловыми оттенками «Асаном». Есть у героя и фамилия -- отлично знакомая, наверное, всякому, кто учился в русской школе. Хотя бы начальной. «Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин».

В самый канун первой (для нашей эпохи) чеченской войны Маканин написал рассказ с чуть сдвинутым пушкинско-толстовским названием -- «Кавказский пленный» (публикация случилась уже под грохот канонады). В рассказе этом подполковник Гуров торгуется с посланцем боевиков -- меняет оружие на провиант. «-- И чего ты упрямишься, Алибек!.. Ты ж, если со стороны глянуть, пленный. Все ж таки не забывай, где ты находишься. Ты у меня сидишь.

-- Это почему же -- я у тебя?

-- Да хотя бы потому, что долины здесь наши.

-- Долины ваши -- горы наши.

Алибеков смеется:

-- Шутишь, Петрович. Какой я пленный... Это ты здесь пленный! -- Смеясь он показывает на Рубахина, с рвением катящего тачку: -- Он пленный. Ты пленный. И вообще каждый твой солдат -- пленный!»

В сущности, офицер с партнером согласен. Отсюда не убежишь. «Он, Гуров, должен накормить солдат. С возрастом человеку все тяжелее даются перемены, но взамен становишься более снисходителен к людским слабостям. Это и равновесит. Он должен накормить также и самого себя. Жизнь продолжается, и подполковник Гуров помогает ей продолжаться -- вот весь ответ. Обменивая оружие, он не думает о последствиях. При чем здесь он?.. Жизнь сама собой переменилась в сторону всевозможных обменов (меняй что хочешь на что хочешь) -- и Гуров тоже менял. Жизнь сама собой переменилась в сторону войны (и какой войны -- ни войны, ни мира!) -- и Гуров, разумеется, воевал. Воевал и не стрелял. (А только время от времени разоружал по приказу. Или, в конце концов, стрелял по другому приказу; свыше.) Он поладит и с этим временем, он соответствует». В новом романе Гуров обернулся Жилиным. Военному строителю циничное и трусливое начальство предназначило роль жертвы, а сцепление случайностей и могучая витальность позволили переменить участь -- не только выжить, но и стать военным снабженцем, хозяином «материальных ценностей» (бензина, обмундирования, харчей, ну и оружия, которым осмотрительный майор, однако, предпочитает не торговать), равно потребных федералам, боевикам и чеченским селянам. Жилин поладил с «этим временем», которое на самом деле началось -- и совсем не только на Кавказе -- задолго до того, как официально дозволили менять «что хочешь на что хочешь». Один из самых известных (доперестроечных!) рассказов Маканина -- «Полоса обменов». В другом («Отдушина») герой уступает любовницу сопернику за гарантированное поступление сыновей в университет (качественное репетиторство плюс надлежащая поддержка). Примеры легко умножить.

Мягкое бартерное «мебельное время» (маканинское слово о поздней советчине) плавно перетекло (и не Жилин тому виной) в кровавый сумбур войны всех против всех, хоть как-то регулировать который могут только люди, подобные «кавказскому пленнику». Лучше коррупция, чем полный бардак -- констатируют российские генералы на высоком совещании. Штабисты, боевики, «мирные чеченцы» ненавидят оборотистого Жилина, но обойтись без него не могут. Только «бензиновый король» способен обеспечить боеспособность всех сражающихся сторон, организовать выкуп пленника, добыть из «морозильника» тело пристреленного чеченца. Жилин в принципе сочувствует «нашим», а его подручный, чеченец Руслан, -- «своим», но эти эмоции (сопоставленные с чувствами футбольных болельщиков) не имеют никакого отношения к бизнесу. Когда гибнет испытанная в прежних делах, то есть надежная, колонна федералов, Руслан расстраивается и злится не меньше, чем его хозяин.

Занимаясь своим делом, Жилин постоянно кого-то спасает. Зачастую невольно. С такого спасения новобранцев начинается роман -- в кульминационной его точке некогда высвобожденные от, казалось, неминуемой гибели майором Сашиком солдаты гибнут. Жилин тут ни при чем -- за всеми не углядишь. Жилин совсем не любит войну, но каждая его «упорядочивающая» акция вливает новые силы в тягучую (ставшую привычной) безжалостную бойню. Так, пытаясь организовать выкуп или похищение захваченной чеченцами столичной журналистки, Жилин (и его незримые конкуренты-двойники) лишь вздувают цену и тем самым обрекают пленницу на большие муки. Ничуть не меньше, чем ее жадные до сенсаций коллеги, которых всей душой ненавидит честный майор. Честный, ибо держит слово. И «научает» тому партнеров. Война войной, а долги отдавать надо неукоснительно.

Их и отдают. Выкрик «Асан хочет крови», которым чеченцы, нежданно врываясь в эфир, стращают федералов, закономерно преобразуется в «Асан хочет денег». Всемогущий майор заменяет древнего властелина гор. Даже смерть его не в силах поколебать этот закон: деньги, собранные для майора и выпавшие из рук умирающего (прежде честно «разрулившего» ситуацию), подбирать чеченцы не смеют.

Главная сюжетная линия романа -- история борьбы Жилина за спасение двух контуженных солдатиков (их надо по-тихому доставить в родную часть). Майор и здесь окажется победителем -- «шизы», которых он пожалел, доберутся с надежной колонной к своим. Один из них -- Олежка -- знаком читателям Маканина по его роману «Испуг». Но прежде другой «шиз» -- Алик -- даст очередь по майору (давно ненавистному), берущему пачку купюр от неведомого чеченца. Как раньше, когда он точно так же прошил пулями жилинского напарника, получающего деньги (за партию сапог) от командира боевиков. Жилин потом долго втолковывал Алику, что тот задел офицера случайно. Зная, что это не совсем так. А вернее, совсем не так. Советы майора, наверное, оборонят «шиза» от спроса по делу о гибели его спасителя, деляги, которому «шиз» и на грош не верит.

Иным персонажам дано из чеченского ада выпрыгнуть (какой ценой и кем став -- другая история), Жилину -- нет. Не блаженствовать ему в России, в доме у большой реки, который строит на кровавые деньги верная жена (тут есть смысл вспомнить недавнюю повесть Бориса Екимова «Предполагаем жить»; о ней см. «Время новостей» от 11 июля). В финале «Кавказского пленного» солдат Рубахин с досадой смотрит на «желтые от солнца вершины» гор, который год (который век) не отпускающие его домой. В «Асане» ничего не говорится о «величавой, немой торжественности» Кавказа -- до последней страницы, где неизменный помощник Жилина, вездесущий ловкач-прапорщик, заговаривает умирающего майора: «Посмотри на тот лесок... На эти зассатые солдатами горы. Красиво?.. <...> Еще как красиво, а толку ноль?.. Смотри, Александр Сергеич. В последний раз смотри...»

Между прочим, толстовский Жилин, выбравшись от чеченцев, произносит: «-- Вот я и домой съездил, женился! Нет, уж, видно, не судьба моя.

Так и остался служить на Кавказе».

О по-настоящему большой книге коротко не скажешь. Маканинский «Асан» -- очень большая книга.