Марк Крик. Суп Кафки: Полная история мировой литературы в 14 рецептах. Пер. с англ. М. Абушика, Д. Симановского, С. Сухарева. СПб.: Азбука

«Голод воспой, о богиня, Ахилла, Пелеева сына!» -- так звучит первая строка рецепта приготовления кролика Гомера. Историю мировой литературы, правда, куда целесообразнее было бы изложить в голодных диетах или, на худой конец, в экономных обедах в студенческой столовке. Но лондонский фотограф Марк Крик создавал свою книгу как сборник вполне «рабочих» кулинарных рецептов, которые можно прочесть, запомнить, приготовить и съесть. Логично рассудив, что банальную поваренную книгу никто не купит (если только под ней не подписался шеф-повар королевского двора или модного ресторана), автор стилизовал свои гастрономические советы под литературную манеру того или иного классика.

Свои сложносочиненные рецепты Марк Крик расположил не в хрестоматийно-хронологическом порядке -- от кролика Гомера до торта Уэлша, а как положено в меню приличных заведений -- от основных блюд («Молодого барашка в укропном соусе а-ля Раймонд Чандлер») до десертов («Пирог с луком а-ля Джеффри Чосер»). Кроме того, каждое блюдо здесь имеет свою историю, что облегчает процесс запоминания последовательности ингредиентов.

Особенно удались господину Крику блюда имени Марселя Пруста и маркиза де Сада. Пруст, чьими стараниями печеньки «Мадлен» стали любимым лакомством въедливых литературоведов, сам напросился на то, чтобы его именем назвали банальное «тирамису», над которым, согласно «легенде», пускает сопли влюбленный неудачник. Куда более заманчиво выглядят «Очищенные от костей фаршированные цыплята а-ля де Сад», приготовленные руками персонажа-мазохиста. «Яйца с эстрагоном а-ля Джейн Остин» обязана взять на заметку любая уважающая себя домохозяйка. А вот мисо-суп имени Франца Кафки не вызывает никакого доверия и ассоциируется скорее с романом Харуки Мураками «Кафка на пляже», нежели с «Замком» или «Процессом». (Кафке бы подошел рецепт оздоровительного бульона с гренками.)

Симпатичную литературную безделку Марка Крика не стоило бы вообще рассматривать всерьез, но приходится признать, что в наше время литература без изюминки продается так же плохо, как поваренная книга без сюжета. А фотографу Крику удалось напечататься таким тиражом, о котором лауреаты Букеровской премии мечтают годами.

Мартин Сутер. Лила, Лила. Перевод с немецкого Нины Федоровой. М.: Иностранка

Швейцарец Мартин Сутер наконец слез со своего многократно объезженного конька -- темы памяти и беспамятства -- и написал безупречный литературный детектив с обманом, подлогом и мистификацией. «Лила, Лила» -- идеально продуманный «роман в романе» с намеком на третий роман.

Бедолага по имени Альфред Дустер -- хоккеист, мотоциклист и литератор-самоучка -- пишет в середине 50-х историю своей безответной любви к ветренице Софи, после чего на полном ходу врезается в ближайший кирпичный монолит. Спустя полстолетия эту рукопись обнаруживает в купленном на барахолке столе 24-летний официант по имени Давид Керн, который выдает ее за свое литературное начинание, желая произвести впечатление на миловидную интеллектуалку по имени Мари. Мари приходит в восторг от прочитанного и, заподозрив в своем приятеле непризнанного гения, тайком посылает роман во франкфуртское издательство. Издатели-неудачники выуживают рукопись из самотека и спешно пускают в печать с пометкой «бестселлер».

В итоге везунчик-официант обретает девицу, славу и кучу денег. Издатели и агенты полагают, что сели на золотую жилу. Интеллектуалка реализует свои социальные и эротические амбиции. Все счастливы, и лишь Альфред Дустер остается лежать непризнанным в гробу. Но однажды на презентацию романа является старик в потертом пиджаке и сообщает лжеавтору тихим шепотом, что он и есть этот самый Дустер, и требует вернуть должок.

Роман Сутера, несмотря на сложносочиненный сюжет и наличие «вложенной» истории, настолько безупречно скроен, что порой запутываешься не только в проблеме авторства, но и сомневаешься в его временной принадлежности. Кажется, так тщательно интригу последний раз строили во времена Хичкока. У Сутера срабатывают не только все сюжетные ловушки и психологические ходы, но и двойные и даже тройные синтаксические скобки, в которые заключено повествование. Так что к концу веришь не только в реальность мертвого Дустера, но и в литературный дар лгунишки официанта. Потому как в итоге получается, что роман «Лила, Лила» написал вовсе не Мартин Сутер, а некто совсем иной.