Весенние праздники у нас начинаются теперь в середине февраля, со Дня всех влюбленных, продолжаются Днем защитника Отечества и заканчиваются Восьмым марта. В отличие от новогодних празднеств с их домашним, семейным характером эти столь разные по происхождению даты объединяет атмосфера здоровой сексуальности.

Обычай отмечать 8 Марта сложился во время оттепели -- тогда советским гражданам наконец разрешили сосредоточиться на чувствах частного человека. Именно тогда день рождения революционерки Клары Цеткин стал решительно женским днем, приобрел неуловимо эротическую окраску желтых пушистых шариков мимозы и алых бесстыдных тюльпанов, и даже в школах смущенные пионеры в этот день дарили своим одноклассницам коллективные подарки, приобщаясь к ритуалу ухаживания. К началу семидесятых повсеместно стали отмечать и День советской армии как мужской праздник, оценив его военную атрибутику в качестве символа мужественности; тут уж дамы поздравляли кавалеров. В постсоветское время народ освоил еще и западный Валентинов день, соединив дугу самым естественным образом -- не муж-воин и не жена-мать, а мужчина и женщина как таковые празднуют свое взаимное влечение без всякого идеологического камуфляжа.

Теперь с середины февраля начинается удалая почти трехнедельная праздничная гульба (за которой вскоре следует садово-полевой майский праздник лета).

К такому весеннему настроению не подходят блокбастеры -- нужны лирические истории о любви. Сегодня у нас с этим жанром плохо -- мотивация типа "собрать кассу" мешает искренности и непосредственности. Тем не менее на этот раз на экранах появились сразу две лирические комедии отечественного производства -- сначала "Заяц над бездной", затем "Большая любовь". По странной случайности объединяет их модный ныне стиль ретро: "Большая любовь" повествует о шестидесятых, то есть как раз о том времени, когда родилась новая советская интимность, а действие "Зайца над бездной" приходится на начало застоя -- примерно в эти годы 23 февраля и стали повсеместно отмечать как мужской праздник.

Дмитрий Фикс, снявший "Большую любовь", известен как телевизионный по преимуществу режиссер и один из авторов "Старых песен о главном". Он же снял для ТВ туповатый перепев "Секса в большом городе" на российский лад "Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...". Собственно, ничего хорошего от него никто и не ждал, но настораживали два факта: в прокат эту комедию выпускала компания Сергея Сельянова "Наше кино", а в главной роли снялся Михаил Пореченков. Оба славных имиджа в этом случае понесли очевидный урон. Пореченков, от которого можно было ожидать природной органики, мужской привлекательности и присущего этому артисту чувства юмора, в картине безобразно кривляется, изображая туповатого гуляку-прапора, по какому-то недоразумению носящего генеральские погоны. Нынешний премьер Художественного театра отчего-то пучит глаза и так громко крякает, пыхтит и отдувается, так нещадно комикует, что неминуемо возникает мысль о горячем режиссерском в этом участии -- без поощрения со стороны у актера хорошей школы мысль так насиловать свою природу не возникла бы. Объяснить происходящее можно только одним: привыкнув к телевизионным рейтингам, Фикс надеялся и в кино обаять публику как можно более простым и доходчивым способом -- разве не вызывает гомерического хохота сцена, в которой некий псих, размахивая пистолетом в салоне самолета, заставляет стюардессу по имени Лера усесться на колени к главному герою? Или еще -- строптивая баба никак не соглашается кокетничать с генералом, все рвется на свидание к какому-то хлюпику, так душка-военный притворяется, что сломал замок на двери ее комнаты, вынуждая даму остаться с ним взаперти до утра, но ночью ему ужасно захотелось в туалет, и он вынужден, открыв дверь, бежать, подпрыгивая и охая, а возвращаясь, блаженно и неутомимо кряхтит. Так и представляешь себе режиссера, который стоит за камерой и кричит: "Давай, миленький, жми! Сильнее жми! Гуще давай!"

Как бы ни был незатейлив сюжет -- этот фильм рассказывает о том, что сорокалетний холостяк генерал Улыбабов вынужден за две недели жениться хоть на ком-нибудь, иначе его уволят из армии, а он возьми да и влюбись по настоящему, -- хорошая комедия всегда вывезет на деталях. Вспомните классику шестидесятых -- все эти "Приключения Шурика" или "Иван Васильевич меняет профессию"; с точки зрения сюжета -- чепуха, зато какая россыпь подробностей, точных наблюдений, занятных типажей... В стерильном пространстве "Большой любви" нет ничего, кроме переделок старых анекдотов да грубых пародий на полузабытых персонажей. Два коренных свойства этой картины делают ее, к сожалению, типичной. Во-первых, поспешная непродуманность в каждом звене, а во-вторых, полное равнодушие режиссера к людям, к тому, как они живут, любят, говорят. Впечатление такое, что он в принципе никогда не обращал на это внимания.

Второй фильм этого месяца -- "Заяц над бездной" снял Тигран Кеосаян, один из немногих нынешних режиссеров, желающих делать добротные зрительские комедии с качественными актерскими работами и забавными диалогами. Он уже работал с мифами о главах государства в фильме "Президент и его внучка". Сюжет "Принца и нищего", перенесенный в наши дни, обаятельная юная актриса Надя Михалкова и Олег Табаков, сыгравший дедушку-президента с манерами Бориса Ельцина, сделали картину популярной. Сюжет "Зайца над бездной" заворачивается вокруг визита молодцеватого, еще только начинающего свое правление Леонида Ильича Брежнева в Молдавию, где вторым секретарем ЦК работает друг генсека и где ему удается прожить три дня без протокола. Брежнева играет Богдан Ступка, в котором нет ни грана сходства с бровастым лидером компартии СССР. Его Леня -- герой не сатиры, а романтической комедии, с молдавскими пейзажами, цыганскими мелодиями, цветными одеждами и прекрасными женщинами. Вырвавшись на свободу натурных съемок, Тирган Кеосаян, прежде ограниченный теснотой павильонов и рамками скудных бюджетов, охотно включает в картину реки, поля, леса, закаты, много воздуха и света. Он снимает сказку, точнее, сразу много сказок -- про то, как царь у бедняка сватом был, и про то, как цыгане за море ходили... Выбор жанра освобождает режиссера от законов земного притяжения, а также пространства и времени. Но все же самые удачные сцены -- те, где чувствуется приправа из примет реальной истории. Едва ли не лучшие роли в фильме достались Владимиру Ильину и Юрию Стоянову, сыгравшим партийных чиновников высокого ранга, которым нужно на должном уровне принять партийное руководство -- с привлечением фольклорных ансамблей, воздушных шаров и переодетых футболистов, играющих в хоккей. В этом фильме стереотипы согреты и одушевлены индивидуальным применением, реплики подточены до реприз, а сюжетные ходы повизгивают при резких поворотах. Но, как часто бывает, финал слабее начала, чистая лирика плохо удается сегодня и молодым, и старым.

Проблема, видимо, в том, что режиссеры и сценаристы стараются "для публики", не доверяя собственным чувствам, наученные продюсерами и телевидением, что зрителям нужно не как себе, а «пониже», «попроще», «погрубее». Потеряв же непосредственный контакт с аудиторией, очень трудно имитировать искренность и простоту. Авторы классических советских народных картин, как правило, мыслили на одном уровне с публикой, единственной помехой их общему интересу могли стать начальство, цензура, худсовет. Нынче же авторы все будто приседают, чтобы быть пониже, ближе к людям, и от этой неестественной позы их интонации становятся напряженными, а голоса звучат фальшиво. Кеосаян эту фальшь чувствует, поэтому и прикрывается песнями, общими планами и формальными приемами. Смешно -- получается. Трогательно -- не очень. Фикс же, видимо, считает, что так и надо, что это и есть путь к массовому успеху.

В общем, пока смеяться и любить мы все-таки будем не по-русски. А в Валентинов день поставим кассету с "Красоткой" или "Римскими каникулами".