Антология современной польской драматургии. М.: Новое литературное обозрение. Несколько лет назад в Риге меня спросили, ставят ли в Москве драматургию польского «поколения порно». Мне пришлось признаться, что не только не ставят, но и название-то такое я слышу впервые. Теперь, прочтя весьма содержательное вступление польского критика Романа Павловского к сборнику, узнала, что, оказывается, «Поколение порно» -- заглавие собранной им в 2003-м году первой антологии новой польской драмы, часть пьес из которой вошла и в русскую книгу. Стоит прочесть это предисловие -- интересно не узнать о том, что происходило с польской пьесой со второй половины ХХ века и до сегодняшнего дня. И о своем подумать. Прежде наш театр, отгороженный «железным занавесом» от всех «измов», совершенно не понимал и не принимал современную ему поэтическую, метафорическую и гротескную польскую драматургию Гомбровича, Ружевича и других. А сегодня что польских, что русских новых драматургов, выросших в постсоветском пространстве, волнуют одни и те же темы, и говорить о них стали на одном театральном языке.

Антология состоит из пьес, написанных в 2000-х. На рубеже нулевых, как считает Павловский, в Польше произошел драматургический взрыв этого самого «поколения порно», толчок которому в 1997 году дал сам театр, тогда вышли первые постановки еще неизвестных Гжегожа Яжины и Кшиштофа Варликовского, разрабатывающие новый сценический язык. Собственно, в том же самом начале двухтысячных поднялась и русская волна новой драмы. И у нас, так же как и в Польше, поначалу новый театральный язык для нее опробовался на брутальной британской и немецкой драматургии от Сары Кейн и Марка Равенхилла до Мариуса фон Майенбурга. А сегодня новое поколение режиссеров как в Польше, так и в России уже весьма активно ставит отечественные жесткие пьесы, хотя большей частью и не на главных сценах страны, а в небольших «резервациях». Но интерес к этим текстам растет куда скорее, чем количество мест в залах, где их ставят.

Четырнадцать пьес антологии -- попытка показать новую польскую драматургию в максимально широком спектре: от политической сатиры и офисных комедий до психологической драмы, мрачной, почти натуралистической трагедии, социальной пьесы соцреалистического толка и поэтической притчи. Такой же разброс и среди авторов, различающихся буквально всем -- социальным бэкграундом, литературным опытом, возрастом. От пятидесятилетнего диссидента, пацифиста и дауншифтера Анджея Стасюка до юной Дороты Масловской, дебютировавшей в девятнадцать лет «пацанским» романом-бестселлером «Польско-русская война под бело-красным флагом» (сегодня 26-летнюю Масловску называют «одной из самых выдающихся писательниц нового поколения»). Но самое поразительное в этой подборке то, что пьесы читаются совершенно как русские. Если заменить польские имена и названия, невозможно представить, что их герои -- провинциальные гопники, гламурные девушки, равнодушное начальство, потерявшие работу усталые женщины, патриотически настроенные жлобы, родственники, вернувшиеся из эмиграции и т.д., не наши соотечественники. Тут, конечно, нужно сказать слова восхищения переводчикам (их семь, но большую часть пьес перевела Ирина Киселева), благодаря которым польские герои заговорили живым сегодняшним языком -- языком подворотен и офисов, школ и митингов, мешая подростковый и воровской жаргон с англицизмами и штампами телевидения и рекламы.

Сборник открывается двумя отличными пьесами Кшиштофа Бизе -- успешного сорокалетнего архитектора, десять лет назад вдруг принявшегося писать для театра. Первая -- «Рыданья» (три страшноватых женских монолога -- матери, дочери и бабушки) -- единственная из сборника уже у нас поставлена (о ее премьере в «Практике» см. «Время новостей» от 25 февраля). Вторая пьеса -- «Токсины» -- парадоксальный набор диалогов между мужчинами пятидесяти и двадцати лет. Пять микроисторий, развивающихся до середины: в первом «эпизоде об убийстве» старший взял в заложники младшего и объясняет, за что хочет его убить, в «эпизоде о любви» старший приходит к молодому наркодилеру и признается, что он его отец. Пять захватывающих сюжетов, стоящих на пороге душераздирающих событий в духе телесериалов, обрываются в тот момент, когда развитие вот-вот пойдет по пошлейшему пути. Но не идет. Читая отличные монологи и диалоги Бизе, я вспоминала студентов театральных вузов, которые беспрестанно просят посоветовать, что им взять для экзамена, чтобы и играть было интересно, и текст не надоевший, и персонажей немного. Так вот же, берите! Для двоих актеров еще отлично годится «Песочница» Михала Вильчака -- взаимоотношения малышей из песочницы, взрослеющих, не отрываясь от своих игрушек, оказываются архетипическим сюжетом взаимоотношений мужчины и женщины от знакомства до расставания.

Читая эти пьесы, все время думаешь о том, что пресловутая славянская витальность все же существует -- энергия, жар и страстный напор пьес поляков куда ближе к той же грязной и горячечной жизненной силе из драм их русских коллег, чем даже к самым жестоким, но более выверенным и интеллектуальным текстам британцев и немцев. Пшемыслав Войцешек пишет пьесу Made in Poland, юный герой которой в бессмысленной злости на богатый мир, где «все скурвились», крошит дорогие машины и называет себя борцом, а рэкетиры, которые «ставят его на счетчик», рассуждают о величии Польши, называют себя католиками и вспоминают, как клали плитку в Германии. Подростки-убийцы из исправительного заведения в пьесе Павла Сали «Теперь мы будем хорошими» ходят «учиться» к немолодой проститутке и боятся собственных родителей. Молодую женщину, живущую в родительском доме мужа в деревне, свекровь запугиванием заставляет избавляться от детей и тем доводит до самоубийства (пьеса Марка Прухневского «Люцына и ее дети»). Молодые готовы гибнуть и убивать -- то же было и в британских и немецких опусах; пожалуй, в поэтическом, сбивчивом, задыхающемся ритме некоторых пьес чувствуется влияние Сары Кейн. В них так же отсутствует реальность, а текст выглядит как столбики коротких реплик, которые непонятно, как ставить, -- это вызов для нового театра. Но одновременно с ними в сборнике есть пьесы, за которыми реальность встает так узнаваемо и отчетливо, что они выглядят готовыми сценариями для фильмов -- энергичными, живыми, с великолепно прописанными ролями, полными юмора и драматизма. И в этом смысле самой захватывающей видится пьеса Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски», начинающаяся с веселого угона машины с паникующим водителем, а заканчивающаяся неожиданно трагически. Здесь пародийная, издевательская речь накачанного наркотиками актера, имитирующего болтовню румынского гастарбайтера, с первой минуты буквально втягивает читателя, как водоворот. Невозможно представить себе артиста, который не мечтал бы сыграть этого талантливого и циничного пошляка.

Не буду рассказывать обо всех пьесах -- их стоит прочесть. А еще лучше, конечно, посмотреть в театре. На днях будет такая возможность, причем в «аутентичном», польском исполнении. В рамках «Маски плюс» в Москву привезут пьесу Дороты Масловской «У нас все хорошо» в режиссуре того самого Гжегожа Яжины, одна из первых постановок которого и дала толчок новой польской драме. В сборнике этого текста нет, но в предисловии сказано, как важен он для понимания сегодняшней Польши, о связи этой пьесы о трех нищих поколениях одной семьи с первой, легендарной, пьесой Ружевича «Картотека». Пожалуй, это стоит увидеть.