В конкурсной фестивальной программе фильм, вдохновленный впередсмотрящим современного румынского кино Кристианом Мунджу («4 месяца, 3 недели, 2 дня», обладатель «Золотой пальмовой ветви» Канна-2007) со товарищи, был, пожалуй, самым внушительным и репрезентативным. Румынское кино сегодня -- как несколько лет назад иранское, корейское, тайское -- является наиболее актуальным. Настоящий фестивальный тренд. Неудивительно, что в прошлом году «Сказки» побывали в тех же, уже освоенных Мунджу Каннах, правда, не в основной конкурсной программе -- зато на «2morrow» фильм с самого начала ходил в фаворитах, был показан, кажется, максимальное количество раз и в конце концов удостоился двух немаловажных призов -- по номинациям «Игра актеров» и «История». И вправду -- более «зрительского» и соответствующего ожиданиям публики произведения в программе, пожалуй, не было.

Помимо Мунджу, написавшего сценарий и самостоятельно поставившего некоторые сегменты, в работе над фильмом приняли участие самые, судя по всему, многообещающие дебютанты (к слову, вроде бы не заставшие описываемую баснословную эпоху сознательно, как Мунджу, и потому подходящие к байкам из коммунистического склепа достаточно отстраненно) -- Иоанна Урикару, Константин Попеску, Ханно Хофер, Разван Маркулеску. Это семь (поначалу их было меньше, но в процессе путешествия по свету фильм все разрастался и разрастался) вполне довлатовских, но в конечном итоге скорее веллеровских историй о повседневной жизни . Бродячие и зачастую не имеющие национальности истории (в «Легенде о партийном фотографе», где товарищ Чаушеску, встречающийся на высшем уровне с Жискар д'Эстеном оказывается благодаря газетному ретушеру обладателем сразу двух шапок-«пирожков» -- в руке и на голове, невозможно не узнать каноническую историю про изваянного безымянным советским скульптором Ильича с двумя кепками) следуют одна за другой: вот столичный лектор приезжает в горную деревушку бороться с неграмотностью, а в результате получает оглоблей по башке; вот школьница в компании с предприимчивым владельцем сдаваемого внаем видеомагнитофона, в котором ежевечерне прокручивается двадцать пятая копия «Бонни и Клайда», ходят по квартирам законопослушных обывателей, собирая под надуманным предлогом пустые бутылки; вот городская семья, нежданно-негаданно обзаведшаяся живой свиньей, тщетно пытается умертвить ее на кухне, чтобы не привлечь внимание соседей, а в результате чуть было не взлетает на воздух вместе с квартирой; вот -- и это, пожалуй, самый сильный и остроумный эпизод, даром что поставлен в самое начало, -- комиссия инспекторов из центра, приехавшая в захолустный райцентр чтобы проверить, как там собираются встречать высокую делегацию, почти на сутки застревает на карусели, которую невозможно выключить, потому что ответственный за это дело механик тоже крутится вместе со всеми, так как по призыву главного начальника аттракционом воспользовались «все как один».

«Дней минувших анекдоты» смотрятся достаточно бодро, позволяя при этом еще и насладиться любовно (иного слова не подберешь) воссозданными -- а скорее всего ничего имитировать и не пришлось -- пейзажами и интерьерами, не виданными в нашем кино со времен кооперативно-перестроечного бума (Ах, этот кафель! Ох, эти мебельные стенки! Ух, эти телевизоры с антеннами!) Но при всем богатстве возникающих ассоциаций не покидает ощущение, что существует какой-то совсем уж точный и адекватный аналог. И он не заставляет себя ждать: разумеется, больше всего «Сказки золотого века» похожи на «Большой фитиль», мистическим образом попавший в советские кинотеатры в 1964 году, но довольно быстро и сгинувший, лишь время от времени прокручиваемый в курортных кинотеатрах под открытым небом да провинциальных домах культуры. Как ни странно, но при том, что никаким диссидентством там, ясное дело, и не пахло (достаточно сказать, что роль своего рода ведущего, связывающего одну новеллу с другой, «машиниста сатирического направления», исполнял там сам С.В. Михалков), но ощущение духа времени было передано ничуть не менее адекватно. При том, что на фестивальные призы и хоть какое-нибудь признание он рассчитан, понятное дело, не был. Но сходство -- абсолютное. Впору процитировать помянутого уже Довлатова: «Как тебе N? -- Ну не знаю. Какой-то он советский. -- Да ты что! Он же антисоветский! -- А какая разница?»