«Маска плюс», свежий проект национальной театральной премии и фестиваля, проходит всего во второй раз. Придумка чрезвычайно удачна -- она позволяет привозить в Москву спектакли, не попадающие в конкурс по формату (студенческие работы, например), по территориальной принадлежности (не Россия, а СНГ, порой и самое дальнее зарубежье) и просто не прошедшие сито экспертного совета, но настойчиво продвигаемые самим театром. В первых двух случаях московский зритель получает возможность взглянуть на неординарные работы, не отвлекаясь на конкурсную интригу, в последнем -- оценить, насколько правы были эксперты. В этот раз в марте-апреле нам покажут вечер белорусских хореографов, «Щелкунчик», сочиненный в «Киев-модерн-балете» Раду Поклитару, бельгийскую компанию Яна Фабра и американскую компанию Aszure Barton & Artists. Все это по ведомству современного танца; балет же представлен лишь «Песочным человеком», что сочинил в Риге Кристиан Шпук (известный у нас в отечестве лишь исполняемым Ульяной Лопаткиной комическим па-де-де, где балерина держит дамскую сумочку в зубах), и только что показанным екатеринбургским спектаклем «Любовь и смерть».

Уральский балет в компанию зарубежных трупп попал не случайно: «Любовь и смерть» проходит по ведомству не только искусства, но и дипломатии. Музыку написал Полад Бюль-Бюль оглы -- в ту пору, когда он был министром культуры Азербайджана. Тогда же балет впервые был поставлен на его родине. Теперь, когда знаменитый в семидесятых певец и композитор является чрезвычайным и полномочным послом Азербайджана в России, Министерство культуры РФ способствовало постановке «Любви и смерти» в Екатеринбурге. Поэтому на московский показ в Большом театре собралась азербайджанская диаспора, часть дипкорпуса и обитающие ныне в Москве, но скучающие по малой родине уральские жители.

Официоз «дружбы народов» и высокое искусство сочетаются с трудом, но спектакль уральцев получился на удивление нераздражающим. Художник Игорь Иванов славно прорисовал камни Кавказского хребта и отлично одел всех действующих лиц: национальные костюмы разнообразны, но лишены уже почти обычного для провинции китайского блеска, цветовая гамма цивилизованна и умна. Музыка задает четкий ритм и прописывает удобные для танцев мелодии. И наконец, хореограф Надежда Малыгина разумно распоряжается доставшейся ей труппой.

Нет, понятно, что говорить о каких-либо хореографических находках не приходится: Малыгина не новатор, не изобретатель па. Но вот ей досталась третьестепенная труппа (Екатеринбург в последние двадцать лет как-то совсем выпал за границы балетной карты) и свалился на голову госзаказ; она делает все что может.

Малыгина перекраивает историю из сборника азербайджанских сказаний «Китаби Деде Горгуд» и выстраивает несложную конструкцию либретто. Юноша Азер (Виктор Механошин), девушка Байджан (Наталья Кузнецова), «третий лишний» Ялынджик (Денис Зайнтдинов). Отвергнутый молодой человек присоединяется к пришедшим в страну завоевателям и помогает им захватить в плен влюбленную пару. Предводитель врагов вручает Ялынджику девушку в качестве приза, и Байджан обещает предателю свою любовь, если тот отпустит Азера. Младой воин свободен и бежит за подмогой; Ялынджику же вместо ночи любви девушка перерезает горло. Народ побеждает интервентов, но Азер и Байджан гибнут в битве. Понятно, что память о них не исчезнет в веках.

Малыгина многое берет в спектакль из воспоминаний о балетах ХХ века, особенно о балетах Григоровича. Понятно, что когда сталкиваются защитники страны и завоеватели, речь идет о «Спартаке» (вот разве что в рядах воинов и женщины, но Малыгина особо отмечает, что в Азербайджане есть культ дам-воительниц). Когда уже предавший своих Ялынджик то несется через сцену торжествующими прыжками победителя, то корчится от сознания того, что сотворил, в памяти возникает Курбский из григоровичского «Ивана Грозного». Смерть (Елена Кабанова) руководит Ялынджиком, заставляет его вторить своим движениям, как Злой гений руководит принцем в «Лебедином озере» того же Григоровича. Сцена во вражьем стане, где хан наслаждается танцами наложниц, апеллирует, разумеется, к «Половецким пляскам». Но все это не прямые цитаты, но переживание наследства -- так сказители, не стесняясь, берут и перекладывают старые сюжеты. Что ж, Григорович действительно наша история; вот какая история есть, такой и живем, такой и пользуемся.

Самая беспомощная сцена -- любовный дуэт Азера и Байджан, этакая осторожная гимнастика в слабом контровом свете; самая веселая -- выход трех девиц, переодевшихся джигитами и привязавших огромные усы (юмор в пластике, в важных и потешных движениях, а не только в костюмах). Самая странная, но удивительно правильно балетная -- танцы девушек в паранджах, когда спрятаны все фигуры и видны лишь стопы (этакое воспоминание о тех временах, когда и в Европе достаточно было девушке высунуть туфельку из-под юбки, и кавалер уже падал в обморок от полноты чувств). В результате показа понятно, почему спектакль не попал в конкурс (представить его рядом с «Коньком-Горбунком» Ратманского, который в марте привезет в Москву Мариинка, совершенно невозможно). Посмотреть, однако, было любопытно. «Маске» спасибо.