В конце прошлой недели президент Абхазии Сергей Багапш объявил о своем намерении принять участие в предстоящих президентских выборах. Выборы намечены на конец 2009 года. Сергей Багапш, таким образом, сделал заявку на второй президентский срок.

Прежние выборы, зимой 2004--2005 годов, едва не переросли в полномасштабную гражданскую войну. Общество раскололось поровну на сторонников и противников г-на Багапша, который фактически оказался альтернативным кандидатом по отношению к Раулю Хаджимбе, поддержанному абхазской элитой и Москвой.

Московские технологи успели обвинить Сергея Багапша во всех смертных грехах, включая сговор с Грузией. Когда стало ясно, что «московский» кандидат уступает г-ну Багапшу, «дружественная» Россия даже перекрыла обычно прозрачную границу на реке Псоу в самый пик сезона вывоза абхазских мандаринов. Но в итоге Абхазия все равно проголосовала за Сергея Багапша, к которому буквально в последний момент удалось «прицепить» Рауля Хаджимбу в качестве вице-президента и тем хотя бы частично спасти лицо ему и его московским патронам.

Абхазия сильно изменилась за первый президентский срок Сергея Багапша. Дело не только в реставрации курортов и не в появлении в Сухуми целого соцветия вполне приличных кафе и ресторанов. Абхазская политика выглядит теперь совсем иначе, чем пять лет назад. Иногда Сергею Багапшу не без основания говорят, что он лучший президент на Кавказе -- среди признанных, непризнанных и входящих в состав России.

Президент ежегодно обращается с посланием к парламенту, в котором есть довольно сильная оппозиция. У оппозиции не только свои СМИ, но и целый ряд должностей в системе исполнительной власти. Не исключено, что один из ключевых министров -- например, существенно повысивший свой авторитет во время процедуры признания Абхазии Россией и последующих международных переговоров министр иностранных дел Сергей Шамба -- окажется главным конкурентом Сергея Багапша на предстоящих выборах. Все это в совокупности не вызывает истерики ни у кого из участников процесса и производит впечатление нормальной, а не инсценированной политической жизни. Установленные в Абхазии правила поведения понятны и приемлемы для всех участников процесса, которые согласны, что чем больше они проявят состоятельности и стабильности, тем выше вероятность хотя бы начала разговора о более широком международном признании республики.

Этому на первый взгляд бесхитростному рецепту откровенно завидуют некоторые участники политического процесса в Южной Осетии, где политическая система выглядит совсем иначе и имеет значительно больше общего с современными российскими представлениями о вертикали власти. В Южной Осетии уже 31 мая 2009 года пройдут выборы нового парламента. Все 34 депутата в нем избираются по партийным спискам. На «конституционное большинство» претендует президентская партия «Единство». Шанс есть у коммунистов, которые, похоже, готовы отказаться от критики власти в обмен на парламентские кресла. У двух оппозиционных партий проблемы. «Отечество», которое с прошлых выборов в парламент было снято, в этот раз тоже предчувствует проблемы с допуском. А радикально оппозиционной Народной партии в Южной Осетии вовсе создан лояльный клон с другим председателем и другим партийным списком, который скорее всего и будет включен в избирательные бюллетени.

В Южной Осетии считают, что президент Эдуард Кокойты проявит также деятельную заботу о «правильном» подсчете голосов, потому что ему очень нужен лояльный парламент, которому можно доверить конституционную реформу и снятие ограничений на число президентских сроков (у Эдуарда Кокойты президентский срок второй). Выбранная властями Южной Осетии логика развития политических институтов по российским сценариям говорит о том, что там ожидать можно также продления срока президентских полномочий или даже отказа от прямых выборов главы республики.

После августовской войны 2008 года и признания независимости Южной Осетии Россией действующий президент сталкивается с весьма ощутимым падением собственной популярности. В вину г-ну Кокойты ставятся его неспособность добиться послевоенного восстановления и коррупция, паразитирующая на российской финансовой и гуманитарной помощи. Некоторые оппозиционеры предсказывают скорое повторение в Южной Осетии абхазских событий 2004--2005 годов, когда общество наотрез отказалось принять навязываемого ему лидера. Скептики считают, что революция невозможна, потому что ни один осетин не рискнет выйти на улицу и тем дискредитировать российские усилия по поддержке югоосетинской независимости. Но и те и другие согласны, что Эдуард Кокойты не тот лидер, при котором Южную Осетию может ждать дальнейшее признание в мире.

Регионы Кавказа всегда были пазлом, составные части которого и существенно похожи между собой, и неуловимо различаются. После краха СССР большая часть этих звеньев вошла в состав четырех государств -- России, Грузии, Армении и Азербайджана. Но четыре «фишки» до сих пор не до конца вставлены в эту мозаику -- это Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах и Чечня.

Природа всех четырех конфликтов в чем-то сходна. В самом начале 1990-х годов, при жизни СССР, союзное руководство, вошедшее в пока еще аппаратный клинч с российским, «отпустило поводок» автономиям внутри союзных республик. Чтобы автономии, входящие в состав России, ослабили Бориса Ельцина своими заявками на прямое участие в процессе подготовки нового союзного договора. Но ограничить свою инициативу пределами России власти Союза не могли. А между тем именно Россия оказалась, по сути, единственной, кому хватило ресурсов погасить или хотя бы заглушить сепаратистские вызовы -- везде, кроме Чечни.

Но в итоге сейчас Чечня -- единственный на Кавказе пример успеха метрополии, заставившей регион с мощнейшей установкой на сецессию (односторонний выход из состава государства какой-либо его части -- Ред.) после двух войн за независимость признать свое верховенство. Это результат сложного экономического, военного и политического компромисса между федеральным центром и местными элитами. Элиты, в заметной мере состоящие из тех, кто еще недавно сражался за независимость, обладают внутри региона огромной степенью свободы, но «покупают» это свое право, уступив метрополии главный экономический ресурс в виде нефти и повторяя изо дня в день мантру о нерушимом единстве Российской Федерации.

Чечню трудно мерить общим аршином с Абхазией и Южной Осетией, потому что если кто из них формально и «не состоялся как государство», так это Чечня, которая официально признает свое вхождение в состав России. Кстати, чеченцы были очень сдержанны в проявлении восторгов относительно признания Россией Абхазии и Южной Осетии. Очень многие в Чечне считают, что две страшные войны с Россией дали ей гораздо больше прав на признание, чем любой другой кавказской территории. В конституции Чечни 2003 года записано, что Чеченская Республика (в скобках стоит вызывающее аллергию у адептов централизма слово «государство») является частью РФ.

Но эта «часть» парадоксальным образом «состоялась». Во многом -- например, в преодолении чудовищной разрухи -- она не в пример успешнее удачливых сецессионистов в Абхазии и Южной Осетии. Поэтому сдержанное недовольство признанием независимости бывших грузинских автономий не переросло рамок чуть слышного ворчания.

В Чечне до сих пор нет официально избранных органов местного самоуправления. Ее парламент, избранный в 2005-м и реформированный в 2008-м, в гораздо большей степени квазипарламент, чем любой из возможных в Южной Осетии. Конституцию 2003 года принимали на референдуме, на который село шло только потому, что это была ритуальная отдушина в полных лишений полувоенных буднях, а город не шел вообще. Та же ситуация была и на всех прошедших в Чечне с 2003 года президентских выборах. Действующий президент, Рамзан Кадыров, официально получил свой пост вообще без прямого общенародного голосования -- он утвержден парламентом по представлению главы государства. Его власть в значительной степени опирается на силу. Но это ключевая фигура в схеме чеченского компромисса с Москвой. Национальный лидер, реальная популярность которого не уступает, а может, и превышает популярность демократичного и интеллигентного Сергея Багапша и тем более Эдуарда Кокойты.

Сравнение этих трех лиц кавказского самоопределения изначально содержит погрешности. Чечня -- это формально неудавшаяся сецессия, Абхазия и Южная Осетия -- вроде бы победители. Чечня, Осетия и Абхазия -- регионы, принципиально отличающиеся друг от друга по культуре. Но сейчас, в 2009 году, можно сравнивать результаты, к которым они пришли в итоге своей борьбы. Абхазия, у которой есть прекрасные точки самостоятельного экономического роста, пытается строить надежную политическую систему европейского образца, чтобы обеспечить нетравматический механизм передачи власти и ротации элиты и претендовать на международное признание. Южная Осетия, почти лишенная самостоятельной экономики, привязана к России в финансовом, энергетическом и политическом плане. Существующая в Южной Осетии власть пытается навязать самое себя местным жителям, среди которых теряет популярность, и в какой-то степени Москве, которая не уверена, что таким менеджерам, какие сейчас сидят в Цхинвали, можно доверить средства на восстановление республики.

Ситуация отчасти напоминает ту, что складывалась несколько лет назад в Чечне. Москва боялась передавать чеченскому руководству распоряжение финансовыми потоками, боясь баснословного воровства, и одновременно навязывала чеченцам своих президентов. Ахмата Кадырова ведь поначалу не особенно любили, и на выборах ему приходилось сражаться с такими сильными конкурентами, что их предпочитали снимать с дистанции до голосования. Но потом произошло чеченское чудо: право распоряжаться деньгами, по сути, отдали в Грозный, Грозный начал восстанавливаться, и вместе с этажами реставрируемых многоэтажек полезла в небо популярность клана Кадыровых.

Вероятно, нынешние югоосетинские лидеры рассчитывают повторить этот путь чеченского успеха: отспорить у Москвы право распоряжаться деньгами и вернуть себе народную любовь вопреки не слишком лестным для них результатам реального волеизъявления по принципу «стерпится -- слюбится».

Но они, похоже, упускают из виду существенный момент. В основе экономического и политического успеха семьи Кадыровых была готовность серьезно вложиться в дело. Грозный так и лежал бы в руинах похуже цхинвальских, если бы Рамзан Кадыров не начал платить строителям из своего кармана, пусть и в счет долга федерального бюджета. Делать это власти Чечни стали потому, что поняли простую вещь: Чечня -- их дом, в котором они хозяева. Примерно так же, по-видимому, ощущает себя и руководство Абхазии. В Южной Осетии что-то пока не срастается. В противном случае президентская семья не жила бы за пределами республики, а разрушенные частные домишки Цхинвали были бы восстановлены еще до Нового года.