Раз в два года, когда заканчивается Чеховский театральный фестиваль, московские театралы остаются наедине со своими волшебными воспоминаниями и безрадостными перспективами. Это почти десять лет назад, после Театральной олимпиады, казалось, что старые, заскорузлые представления о театральном искусстве окончательно разрушены и вот теперь начнется новая жизнь. Но начинается следующий сезон, и ничего не меняется.

Смотреть «текущий театр» в городе, который считает себя театральной столицей огромной страны, становится все невыносимее. Нет, разумеется, тот «взрыв мозга» не прошел даром, именно тогда, на рубеже 2000-х, стали появляться новые, многообещающие режиссеры, которые уже не чувствовали себя запертыми. Они начали ориентироваться в мировых театральных тенденциях и даже ездить по другим фестивалям -- не со спектаклями, а просто чтобы продолжать учиться. Именно тогда появились новые молодые зрители, которым все было интересно -- они исследовали Интернет, катались по миру и свободно ориентировались в других искусствах.

Теперь, когда прошло почти десять лет, видно, что любопытные зрители-интеллектуалы снова ушли из театра в другие искусства и возвращаются только на фестивали. А «постолимпиадное» поколение режиссеров не оправдало надежд. Одни из них, уловив «тренды», скучно пытаются им соответствовать и сеют в наших широтах усредненные «европейские спектакли». Другие в духе нынешних патриотических идей уверяют, что от добра добра не ищут, и производят постановки либо в духе архаичного соцреализма, либо, что гораздо чаще, в духе доморощенной восьмидесятнической условности, приправленной несвежим же постмодерном. В общем, похоже, что ждать нечего, остается вспоминать прошедший фестиваль.

Надо сказать, в этом году Чеховский, главным образом сосредоточившийся на «новом цирке», особенно сильно продемонстрировал крен в популярное искусство. В эту сторону он двигался уже несколько лет: от марафона с неподъемным списком из множества сложных, спорных спектаклей мировых звезд, каждый из которых показывали по паре раз, Чеховский пришел к разреженной программе хитов, большинство которых играли раз по пятнадцать. Кто-то из интеллектуалов даже сердился: Чеховский как главный фестиваль страны, с самым большим бюджетом, возможностями и амбициями, должен просвещать публику, а не развлекать ее. Он должен привозить новое и сложное, а популярные шоу, способные заработать на многочисленной публике, должны поставлять гастрольные компании. В этих претензиях, наверное, была бы правда, если бы не русская специфика: ну нет у нас гастрольных компаний, которые занимаются зарубежным театром, все наши театральные агентства занимаются антрепризным чесом внутри страны и в ближнем зарубежье. Привезти иностранные спектакли могут себе позволить только фестивали, живущие прежде всего на государственные деньги. А значит, Чеховскому фестивалю приходится быть одновременно и амбициозным мировым смотром категории «А» (если использовать кинотерминологию), и международной прокатной конторой высокого уровня. И пока у нас не возникнет другого, не хотелось бы, чтобы фестиваль отказывался от той или иной своей ипостаси.

Ведь если бы высоколобая тенденция взяла верх, нашим соотечественникам вряд ли пришлось бы увидеть и развеселое цыганское конное шоу Бартабаса «Баттута», с которого начался фестиваль. И три прелестных постановки семьи Чаплин-Тьере: «Невидимый цирк» стариков-родителей вместе с театром-цирком детей «До свидания, зонтик» и «Оратория Аурелии». Мы бы не увидели лиричнейшее канадское шоу Даниэле Финци Паска «Туман», хотя кое-кто пижонски морщился: «еще бы дрессированных медведей привезли». Но мы это увидели, и жалеть о том не приходится. Но еще мы увидели то, что делает Чеховский главным международным фестивалем страны (хотя, положа руку на сердце, многие из этих спектаклей дружелюбны к зрителю и их тоже надо считать популярными). Увидели свежую постановку гениального Филиппа Жанти «Болилок», редкий драматический опыт знаменитого балетмейстера Матса Эка «Игра снов», австралийскую авангардную оперу Барри Коски «Навигатор», маленький трагический танцевально-акробатический спектакль Матюрена Болза «Тангенс», инженерно-цирковое моношоу Жоана Ле Гийерма «Секрет», последнюю премьеру Мэтью Боурна -- парадоксальный балет «Дориан Грей». А еще «Семь смертных грехов» Пины Бауш -- спектакль, сыгранный через несколько дней после смерти великого хореографа и объединивший один из ее ранних балетов с последним. Ну и наконец, девятичасовой «Липсинк» Робера Лепажа -- грандиозный, запутанный, интеллектуальный и одновременно сентиментальный, нежный и понятный любому спектакль, после которого вообще непонятно, как идти в театр и смотреть «текущие» премьеры.

Но все же не перестаешь надеяться. «Ну неужели, -- спрашиваешь у организаторов фестиваля, -- после Лепажа наши режиссеры смогут ставить спектакли, как раньше? Неужели, увидев настоящую свободу и полную независимость от правил и запретов, они станут громоздить на сцене все те же стандартные постройки с мыслями короче, чем у Буратино?» «Конечно, -- отвечают вопрошаемые. -- «Липсинк»-то почти никто из тех, кто делает театр, не видел. Им, наверное, неинтересно». -- «А кто ходил?» -- «Крымов с учениками, «Мастерская Женовача», актеры Фоменко, Евгений Миронов». Действительно, можно было и самой догадаться.

Облегчает унылое ожидание сезона только знание, что следующий Чеховский будет не через два года, как обычно, а через год, и что для юбилея Чехова специально сделают спектакли все тот же самый Даниэле Финци Паска, и Дмитрий Крымов, и агрессивный левый интеллектуал Франк Касторф, и много других великих. А Лепаж, как обещают, поставит спектакль с Евгением Мироновым.