Петр Айду -- лидер музыкальной жизни сегодняшнего дня. Преподаватель Московской консерватории на факультете исторического и современного искусства (декан -- профессор Алексей Любимов) Петр Айду увлечен культуртрегерской идеей. Тончайший знаток старинной музыки, Петр исследует стиль новейшей музыкальной культуры. Вместе с коллегами из разных музыкальных коллективов Москвы он создал ансамбль «Персимфанс» -- реконструкцию самого радикального эксперимента в музыке XX века -- исполнения оркестром больших музыкальных форм в отсутствие дирижера. Проект «Персимфанс» был представлен в начале 2009 года в театре «Школа драматического искусства», где Петр руководит музыкальной лабораторией. Совсем недавно ансамбль «Персимфанс» выступал вместе с рок-группой «Вежливый отказ». Подобный альянс -- свидетельство желания работать азартно, радикально, невзирая на академическую рутину и штампы. О проекте «Персимфанс» с Петром АЙДУ беседует Сергей ХАЧАТУРОВ.

-- "Персимфанс" -- революционное событие в мире музыки?

-- Идея, которую воплотил в 1922 году Лев Цейтлин, как и многие другие идеи авангардного времени, сейчас, по моему мнению, даже более актуальна, чем тогда. Полагаю, что во многих ансамблях, исполняющих современную музыку, дирижер не является больше романтизированным демиургом, а является просто тем, кто упрощает исполнение. Не более того. Уже Стравинский декларировал ненужность интерпретации.

Возможно, у нас в «Персимфансе» идея реализована достаточно своеобразно. Но я далек от мысли, что мы сделали революцию. Это просто другой, отличный от общепринятого ракурс восприятия музыки.

-- Какой репертуар предпочтительнее для проекта «Персимфанс»?

-- Суть «Персимфанса» -- исполнение симфонической музыки по принципу работы камерного ансамбля. Без дирижера. В общем-то, с большим или меньшим успехом так может быть исполнен весь симфонический репертуар. Понятно, что какие-то вещи больше подходят для такого типа работы. Какие-то меньше. Из симфонической музыки мы исполнили концерт композитора авангардной эпохи начала прошлого века Александра Мосолова для фортепиано с оркестром. Остальные вещи можно причислить к камерной музыке с большим количеством исполнителей. Но большие составы тоже планируем осваивать. Начали мы с музыки раннесоветской эпохи потому, что именно в это время был создан «Персимфанс». Нас захватило это время. Мы нырнули в него с головой. Эту тему мы сейчас стараемся понять и открыть для себя с разных сторон. Смотрим кино того времени, изучаем изобразительное искусство. Однако мы постепенно будем выходить за рамки репертуара из музыки авангарда и революционных лет. Но пока что эта территория еще не освоена нами настолько, чтобы хотелось ее полностью покинуть. Мы уже играли и Стравинского, и совсем свеженаписанные сочинения Павла Карманова, что никак не относится к советской музыке.

-- Любопытно, что слово «Персимфанс» даже по звучанию похоже на «Перфоманс». Судя по первому концерту в театре «Школа драматического искусства», вкус к синтетическому, перформативному жанру в работе «Персимфанса» тоже будет определять многое?

-- Да, синтетический жанр для нас очень важен. Первый концерт действительно напоминал перфоманс: участвовали разные артисты (даже хореографической студии), показывали кино. Все вышло органично, будто само собой. Этому способствовало и обращение к культуре 20-х годов, где многое было определено синтезом искусств. Однако сразу хочу подчеркнуть, что музыкальная сторона важна для нас более, чем перформативная. Мы все делаем не для шоу, а для того, чтобы изменить звукоощущение и у тех, кто играет, и у тех, кто слушает. В рецензии на первый концерт «Персимфанса» 1922 года Леонид Сабанеев похвально отозвался об исполнении, но предсказал короткую судьбу проекта по причине малой экономической выгоды «Персимфанса». Дирижер помогает оркестрантам играть точно и вместе, а в случае с симфоническим ансамблем требуется понимание каждым музыкантом всей партитуры целиком. То, что с дирижером можно сделать за две репетиции, без него стало бы готовиться за двадцать. Сегодня экономические причины со счетов тоже нельзя сбрасывать, однако необходимость возрождения «Персимфанса» я вижу в том, что мир сегодня тонет в обилии звуков, перегружен информацией. Если уж играть сегодня хрестоматийную музыку, то с особым отношением и смыслом. Первый «Персимфанс» занимался активной просветительской деятельностью, ездил с гастролями по стране. Играли с величайшими музыкантами: Горовицем, Сигети и многими другими. В ситуации, когда оркестровая культура переживала глубочайший кризис (вызванный не в последнюю очередь революционной разрухой), музыканты «Персимфанса» показывали эталон качества и эталон служения музыке. Сегодня академическая культура, по моему мнению, тоже в глубоком кризисе. Вместо живой традиции мы зачастую имеем ее эрзац, штамп. Хотелось бы штампы преодолевать.

-- Миссию вашего ансамбля вы видите совершенно адекватной той, что была у «Персимфанса» 1920-х? Или все же это не столько просветительский, сколько интеллектуальный проект, погруженный в современную исследовательскую культуру? Вариант пост(пост)модернизма?

-- Да, скорее так. Тем не менее характерной постмодернистской отстраненности мы избегаем. Если музыкант Марина Катаржнова выходит на концерт в армейских галифе, а Максим Семенов в пиджаке своего родственника Леонида Утесова, это не стеб, мы делаем все предельно искренне, пусть и с долей иронии. Мы, конечно, далеки от многих пролеткультовских идей, но степень возмущения по поводу того, что происходит в современной академической культуре, заряжает наш проект эмоцией честной.

-- Каков состав нового «Персимфанса»?

-- Музыканты с разной музыкальной практикой, разными взглядами. Объединяет их, как это ни парадоксально звучит, стремление уйти от профессии. От рутины и колеи предопределенной концертной жизни. Музыканты, работающие с нами, приходят из разных московских оркестров, ансамблей. В этом сложность. Ведь первый «Персимфанс» состоял в основном из музыкантов одного коллектива -- Большого театра России. А у нас как минимум из семи московских оркестров. В то же время мы привечаем тех, кто мыслит творчески и имеет хороший азарт к профессии и жизни. Так, у нас музыканты могут быть и телеоператорами.... Я пытаюсь для музыкантов «Персимфанса» устраивать встречи с разными людьми, на разные темы, так или иначе касающиеся исполняемой нами музыки. Совсем недавно свою лекцию о графическом звуке, провозвестнике электронной музыки начала XX века, читал руководитель Термен-центра Московской консерватории Андрей Смирнов. Убежден, что новый слуховой и визуальный опыт отражается на звуке, который издает музыкант. Поэтому чрезвычайно важно, когда существует множество смыслов и подсмыслов в том, что делает музыкант на своем инструменте. Те люди, которые играют не только академическую музыку, но и джаз, рок, работают потрясающе интересно.

-- Можно привести и ваш пример. Вы интересно работаете в жанре доромантической ренессансной и барочной музыки. Играете на клавесине, лютне. Как эти занятия помогают в отношениях с «Персимфансом»?

-- Среди музыкантов «Персимфанса» много людей, занимающихся именно барочной музыкой. Люди, интересовавшиеся чем-то выходящим за рамки консерваторской традиции, как правило, обращались к тому, что было «до» (условно романтизма) и что было «после». Более того, находятся общие смыслы: в барочной музыке конструктивных элементов гораздо больше, чем в музыке романтизма. И они проявляются потом в музыке XX века. Романтическая традиция игры на струнных инструментах не годится по отношению и к барочной, и к современной музыке. Умение создавать музыку линеарно, графично, а не какими-то звуковыми пятнами, сближает старинную полифонию и современную музыку.

-- Наверное, большая проблема доставать материалы по барочной музыке и музыке раннего авангарда, которая известна плохо в том числе и по причине плохой сохранности архивов?

-- В случае с ранней музыкой проблема в неполноте и устарелости наших библиотек. В случае с музыкой XX века позиция наших библиотек просто ужасная. Копировать партитуры запрещено под предлогом охраны авторских прав. Но ведь в Европе и Америке, там, где эти права реально охраняются, копировать в библиотеках можно все и чрезвычайно легко! На нашей земле постоянно возникают искажения здравого смысла. В Советском Союзе практически не существовало авторских прав. Все сумасброды и гении послереволюционной эпохи в самом лучшем случае заработали себе нищету и забвение. И сегодня опять какие-то далекие от целей искусства люди вновь перекрывают последние возможности обратиться к нашим собственным реальным традициям. Видимо, проследить за соблюдением авторских прав не так-то просто, гораздо проще перекрыть доступ к материалам. Нет проблемы. Привычка к постоянному демагогическому вранью у нас выработана давно. Обидно то, что этот запрет, как можно догадаться, совершенно не ведет к соблюдению авторских прав. Два последствия: или ноты пропадут, будут списаны и выброшены, или все будет улаживаться «левыми» путями.

Как ни странно, все это гораздо более востребовано за границей. В качестве примера -- книга Андрея Смирнова о фантастических достижениях пионеров электронной музыки в СССР пишется на английском языке.

-- Что ожидать от «Персимфанса» в обозримом будущем?

-- Думаю, мы перейдем на лабораторный уровень работы, который подразумевает уход от обязательной концертной жизни. Мы работаем в бывшем Театре Анатолия Васильева, где я руковожу музыкальной лабораторией. Система работы, основанная Васильевым, подразумевает непрерывный эксперимент, а не рутину. В этом направлении и хочется двигаться.