Когда в разгар революционных событий 1905 года Николай II под нажимом Витте, скрепя сердце, подписывал Манифест 17 октября, казалось, Конституции в России жить долго. И монархии тоже. Появление Думы удовлетворило и успокоило разные политические силы. Только социалисты отказывались участвовать в новом, представительном органе власти, надеясь все же расшатать устои монархии и сломить ее.

Но уже эта, первая Государственная дума почти сразу дискредитировала себя. Получив в ней большинство, кадеты, пребывая в эйфории от своего успеха, стали предъявлять власти одно требование за другим: отмены смертной казни, амнистии политическим заключенным, создания ответственного перед Думой кабинета министров. Основным же поводом для конфронтации послужил аграрный вопрос.

Несмотря на определенную в это время лояльность Николая II и его, скажем так, корректное поведение по отношению к парламентариям, правительство, возглавляемое Горемыкиным, не осталось в долгу перед Думой. Оно демонстративно не рассматривало ее всерьез. За 72 дня ее существования правительство прислало в парламент всего один законопроект -- об ассигновании 40 тыс. руб. для строительства оранжереи и прачечной при Юрьевском университете. По существу, деятельность первой Думы тем самым была парализована. И 9 июля 1906 года она была распущена.

Вторая попытка

Новый премьер-министр России П.А. Столыпин надеялся, что вторая Дума будет лояльной правительству, во всяком случае, работоспособной. И чтобы гарантировать нужный диалог с думцами, верховная власть сделала все, чтобы изменить ее будущий состав в свою пользу. Во-первых, был принят новый избирательный закон. Отныне права на участие в выборах лишались крестьяне, не являвшиеся домохозяевами. Пассивного избирательного права были лишены рабочие. Во-вторых, было сделано все, чтобы дискредитировать кадетов. В декабре 1906 года состоялся суд над 167 депутатами первой Думы, в основном кадетами, подписавшими так называемое Выборгское воззвание. За распространение документа, «призывавшего население к противодействию закону», они были привлечены к трехмесячному сроку заключения и тем самым лишены возможности баллотироваться в новую Думу.

Однако на смену кадетам пришли более радикальные партии. Дело в том, что левые не принимали участие в первой Думе, бойкотировали ее, надеясь на революцию. Но к моменту выборов новой Думы революция уже фактически провалилась. Вот почему эсеры и социал-демократы приняли участие в выборах, посчитав уместным начать парламентскую борьбу. В результате они получили совместно 65 мандатов, составив третью по численности фракцию после трудовиков и кадетов.

Террор и порядок

Надо заметить, что роспуск первой Госдумы хотя и не был слишком «громким», все же имел крайне негативные последствия. Левые радикалы, эсеры и анархисты, воспользовавшись прерванным диалогом между властью и обществом, развязали настоящий террор. На беспрецедентные действия террористов правительство ответило не менее жестко.

19 августа 1906 года общество было шокировано известием о покушении на Столыпина. В результате взрывов на даче премьера на Аптекарском острове в Петербурге погибли 27 человек и свыше 30 были ранены, в том числе дочь и сын Столыпина. После этого царь издал указ, согласно которому в 82 губерниях из 87 было введено чрезвычайное или военное положение. Всего в 1906 году было совершено 2600 террористических актов. Среди них убийство петербургского градоначальника Лауница, командира Семеновского полка Мина, главного военного прокурора Павлова, совершено покушение на московского генерал-губернатора Дубасова.

Для борьбы с террором на основании 87-й статьи Основных законов были учреждены военно-полевые суды. Они состояли из офицеров местных гарнизонов и рассматривали дела террористов по законам военного времени. Судебное разбирательство проходило за закрытыми дверями, без участия адвокатов и не могло длиться более двух суток, приговоры не подлежали обжалованию и в течение суток приводились в исполнение. В результате по приговорам судов было казнено 1102 человека, тогда как от рук террористов погиб за 1906--1907 годы 4131 человек.

Вот в таких условиях формировалась и действовала вторая Государственная дума, открывшаяся 20 февраля 1907 года. Чрезвычайное же положение для гражданского населения действовало вплоть до 20 апреля 1907 года (для армии -- до Февральской революции 1917 года).

Столыпинский галстук

Оценивая столь жесткую, даже жестокую политику правительства по подавлению террора, надо иметь в виду, что одновременно Столыпин пытался провести вполне либеральные реформы и добиться спокойствия в обществе, а не «великих потрясений».

Кстати, два знаменитых высказывания, имеющих отношение к легендарному премьер-министру, требуют некоторого пояснения. Что касается «великой России и великих потрясений», то, выступая с речью 10 мая 1907 года, Столыпин сказал не «вам», а «им». В ней он обращался не к левым, а, наоборот, к вменяемой части Думы, как раз противопоставляя ее радикалам. Но после гибели Столыпина на его памятнике в Киеве его фраза была воспроизведена с ошибкой, которая потом и вошла в обиход: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Что касается высказывания кадетского депутата Ф.И. Родичева, сравнившего виселицу со «столыпинским галстуком», то конфликт между ним и премьер-министром произошел уже в третьей Государственной думе 17 ноября 1907 года. Поводом к нему послужил доклад, который представил Думе Столыпин. В нем он обещал и далее всемерно бороться с революционным движением в России. За такую политику неоднократно выступал и лидер правых националистов Пуришкевич, произнесший в защиту военно-полевых судов не менее знаменитую фразу: «А где убийцы, все ли они вздернуты и получили муравьевский галстук?» (Имелся в виду граф М.Н. Муравьев, прозванный вешателем за жестокое усмирение польского восстания 1863 года.)

Отвечая Пуришкевичу, Родичев сказал: «В то время, когда русская власть находилась в борьбе с эксцессами революции, только одно средство видели, один палладиум в том, что г-н Пуришкевич называет муравьевским воротником и что его потомки назовут, быть может, столыпинским галстуком». В наказание за «непарламентское выражение» Ф.И. Родичев был исключен Думой на 15 заседаний, а П.А. Столыпин даже вызвал его на дуэль. Она не состоялась -- депутат извинился перед премьером, но «столыпинский галстук» вошел в исторический оборот.

Казус Зурабова

...Считается, что решение о роспуске Думы было принято еще 17 апреля 1907 года, когда через нее с трудом прошел закон об очередном воинском призыве. При его обсуждении депутат от социал-демократической фракции Зурабов оскорбил императора, заявив, что царская армия способна воевать только с собственным народом (намекая на Кровавое воскресенье) и «всегда будет терпеть поражения на востоке». Это был уже жестокий намек на только что с треском проигранную русско-японскую войну.

Царь был в ярости. В записке Столыпину, выдержанной в энергичных тонах, Николай прямо заявил, имея в виду Думу: «Пора треснуть». И Столыпину ничего не оставалось, как исполнять монаршью волю.

7 мая (по доносу Азефа) была арестована группа эсеров. Объявив об этом, Столыпин подчеркнул, что социалисты готовили покушения на царственных особ. Полиция учинила обыск у депутата И.П. Озола (его квартира была, по сути, штабом социал-демократической фракции). Обыск был вызван донесением агента о том, что группа солдат обратилась к фракции с заявлением, что будет защищать парламент с оружием в руках. В общем, обычная провокация полиции: донесения неких Шорниковой и Бродского послужили основанием в обвинении социал-демократов в заговоре с целью свержения строя.

Арест депутатов

1 июня в Думу нагрянули сразу и Столыпин, и министр юстиции, и прокурор Судебной палаты и потребовали 55 депутатов от заседаний отстранить, а 16 лишить депутатской неприкосновенности. При этом премьер-министр добавил: «Обязываюсь присовокупить, что какое-либо промедление в удовлетворении этого требования или удовлетворение не в полном объеме поставит правительство в невозможность отвечать за безопасность государства».

Ответа от парламента требовали к 4 июня. Но так как было очевидно, что думцы не допустят подобного прецедента в отношении своих коллег, то еще 3 июня социал-демократические депутаты были арестованы. А Дума царским указом распущена.

Вскоре был издан еще один указ -- о новом избирательном законе. И новая, третья Государственная дума наконец стала лояльной правительству. И была единственной, что просуществовала весь свой положенный срок.

Бездумная власть

События 3 июня вошли в историю как «третьеиюньский переворот», а Столыпин -- как инициатор этого силового решения. На самом деле это не вполне так. Многие политики того времени и историки считали, что сам премьер хотел сохранить Думу, и ее разгон был победой не Столыпина, а «пуришкевичей» и «Союза русского народа», то есть правых националистов, которым почти безгранично верил царь.

Если Витте, как считали многие, Манифестом 17 октября 1905 года спасал монархию, то Столыпин пытался спасти Конституцию, сохранить диалог монархии и общества.

В частности, с кадетами.

Дело в том, что во второй Думе кадеты оказались как бы в центре и были уже вполне вменяемой частью парламента. Они теперь не ставили вопрос ребром -- все или ничего. С ними можно и надо было договариваться. И это понимал Столыпин.

Но, по мнению информированного правого кадета В. Маклакова, этому мешал сам император. Николай II еще Витте, своему предыдущему премьеру, ставил на вид, что тот общается с «крайними течениями», к которым царь причислял и кадетов.

Многие общественные деятели того времени считали, что, собственно о самой второй Думе жалеть не надо. «Она была неудачной и по составу, и по своему исключительно низкому культурному уровню», -- писал один из них. «Серая, бесцветная, безглавая» -- такие эпитеты применительно к этой Думе были нередки. Тем не менее, оценивая решения верховной власти о роспуске второй Государственной думы, Маклаков писал: «Это была не «государственная целесообразность», а всегдашняя претензия верховной власти считать себя выше закона».

В результате конституционный переворот отбросил многих левых снова в революцию. Цивилизованного, в правовом поле, диалога с властью не получилось. С другой стороны, и умеренные правые не захотели дальше поддерживать реформаторскую деятельность, к которой поначалу были склонны. А власть, сошедшая с правовых рельс, не ведая того, неслась в пропасть.