О том, грозит ли объединение православных церквей появлением новых раскольников, рассуждает профессор Московской духовной академии диакон Андрей КУРАЕВ.

Соединение РПЦ и РПЦЗ означает, что Московская патриархия по-христиански дает право зарубежной церкви влиять на свою жизнь. Да, вопросы есть, это несомненно. Но митрополит Лавр будет членом Синода нашей церкви -- это значит, что он будет видеть всю технику принятия решений, сможет влиять на эти решения, будет участвовать в самых приватных дискуссиях на заседаниях Синода. Поэтому те, кто опасается соединения, выказывают вотум недоверия своим собственным епископам. Если вы считаете своего митрополита предателем православия, который только и ждет возможности, как бы уступить «чекистам в рясе» или «тайным католикам», тогда такого рода настроения показывают кризис доверия внутри самой зарубежной церкви, между ее прихожанами и духовенством. Если такие люди там есть, то раскол они в любом случае устроят -- неважно, по какому поводу. Чем быстрее такого рода вечно недоверчивые люди, люди, усвоившие статус вечной жертвы истории и заговоров, покинут нашу Церковь, тем здоровее будет сама Церковь.

Но раскольничьи настроения в РПЦЗ не очень сильны. Другое дело, что в эпоху Интернета и один голос может звучать довольно громко. Это во-первых. А во-вторых, есть в мире силы, очень далекие от Церкви, но которые очень не хотели бы нашего воссоединения. По секрету скажу, что соединение церквей вряд ли приводит в восторг бизнес-элиты Израиля -- по той простой причине, что значительная часть Палестины сто лет назад, по сути, была собственностью Российской империи, но оформлена на Русскую православную церковь. Государство Израиль признает РПЦ законным наследником этих земель, но тут же ставит вопрос: где эта Церковь, которая может быть наследницей имперской России? Если православные расколоты, есть зарубежная церковь, есть Московская патриархия. Вот вы сначала между собой разберитесь, кто есть кто, и тогда мы собственность вернем. Опоздавшее на 100 лет объединение русского православия поставит израильских юристов перед непростой дилеммой -- исполнять или не исполнять свои обязательства.