Владимир Путин отказался от термина «преемник», который активно употребляется российской политической элитой. Впервые он был пущен в оборот во время президентских выборов 2004 года. Это дало повод политологам для нелестного сравнения России с не слишком демократическими странами, например с Мексикой. Там, как известно, на протяжении длительного времени успешно применялась технология «указующего перста», когда глава государства в преддверии сдачи полномочий публично называл своего преемника, которого впоследствии безоговорочно одобряла партия власти, а затем выбирали граждане. Этот принцип являлся альфой и омегой политической системы Мексики, функционировавшей почти 70 лет при монополии на власть Институционно-революционной партии.

На большой пресс-конференции, состоявшейся неделю назад, Владимир Путин четко артикулировал: никаких "преемников" не будет. И использовал политкорректный и по существу правильный термин «претендент».

При этом от ответа о своих предпочтениях глава российского государства (что логично, если уж нет никаких "преемников") уклонился. На настойчивые вопросы журналистов о собственном политическом будущем, как нельзя лучше свидетельствовавшие о том, что мы сами продолжаем мыслить в системе византийских координат, Путин также по сути отвечать не стал. Правда, известна его реплика, произнесенная в конце прошлого года во время прямой линии с народом. Смысл ее звучал примерно так: «Я никуда не ухожу, я собираюсь оставаться в строю и как гражданин влиять на происходящее в России».

В принципе эту фразу можно было бы трактовать и следующим образом: «Я подумаю и, возможно, выдвинусь вновь по прошествии положенного срока». Так действуют повсюду. Включая, например, и Латинскую Америку. Аргентинский президент Карлос Сауль Менем после девяти лет правления в 2003 году попытался вновь стать главой государства. Но потерпел неудачу. В нынешнем цикле он в очередной раз намерен включиться в президентскую гонку. В Коста-Рике известный политический деятель лауреат Нобелевской премии мира Оскар Ариас, одержав трудную победу на выборах 2006 года, вторично стал президентом спустя 16 лет. Таковы ясные и понятные правила игры.

Но, к сожалению, у нас сегодня трудно говорить о ясных и понятных правилах -- не случайно если не все общество, то политики, политологи и СМИ активно занимаются домысливанием, дешифровкой отдельных фраз не только президента, но и некоторых государственных мужей. Напомним, что буквально на днях идею пересмотра Конституции и увеличения президентского срока до семи лет вбросил заместитель министра юстиции Владимир Колесников. Сам факт, что эту идею озвучивают уже не отдельные депутаты и региональные политики, а один из столпов правоохранительной системы, руководителей Минюста, причем вопреки публично выраженному желанию президента Путина соблюдать Конституцию, говорит о серьезности намерений некоторых кремлевских и околокремлевских группировок.

На наш взгляд, в головах таких людей могут возникать по крайней мере три возможных сценария политического будущего Владимира Путина, причем поиск вариантов будет продолжаться. Сценарий первый: объявляется чрезвычайное положение и автоматически на неопределенный срок продлеваются полномочия президента. Ведь перед силовыми органами поставлена задача борьбы с экстремизмом в ходе выборов. Теоретически это дает им возможность подверстать под борьбу с экстремизмом все что угодно, было бы желание. К данному варианту тяготеют силовики, если им не покажется надежным ни один из возможных "претендентов-преемников".

Сценарий второй. В разгар предстоящей президентской кампании Владимир Путин как простой гражданин объявляет о том, за кого он проголосует. Это станет ясным сигналом большинству избирателей, и они отдадут предпочтение именно этому человеку. Но позднее выясняется, что избранный преемник не оправдал доверия, заболел, наконец, а организовать народные просьбы вернуть на «царство» прежнего президента совсем несложно. В данном случае налицо элементы цивилизованного варианта с легальным "третьим не подряд" сроком, но с нашей спецификой.

Третий, так называемый венесуэльский сценарий апробирован в этой некогда далекой от нас южноамериканской стране. Остановимся на нем подробнее.

С 1908 по 1935 год у руля власти в Венесуэле находился Хуан Висенте Гомес. Он укрепил централизованное государство, усмирил амбиции региональных элит и лидеров, положил конец их сепаратистским поползновениям, наладил властную вертикаль, ввел систему прямого контроля над сбором налогов, реформировал вооруженные силы, создал регулярную армию. Назначал на ключевые должности преданных ему людей, преимущественно земляков, уроженцев штата Тачира, сосредоточил в руках ближайшего окружения денежные потоки, в том числе от эксплуатации богатейших природных ресурсов, в частности нефти. Именно при нем началась добыча, промышленная переработка и экспорт углеводородного сырья, дававший хорошие дивиденды.

Оборотной стороной медали стала тенденция к авторитаризму. Местные князьки быстро перестроились и стали демонстрировать показную лояльность центру. Строптивых и несогласных смещали, бросали за решетку. Даже родного брата Гомеса, заподозренного во властных амбициях, в июне 1923 года ликвидировали физически. Все это делалось под благовидным лозунгом: «Союз, мир и работа».

Выборы депутатов Национального конгресса осуществлялись назначением кандидатур, согласованных с президентом. Суды находились под жестким контролем исполнительной власти. Правительственный совет, созданный в качестве консультативного органа, носил декоративный характер. Членство в нем было почетным. Впрочем, его впоследствии вовсе разогнали за ненадобностью.

Одна из специфических черт функционирования режима заключалась в том, что верховный правитель регулярно как бы удалялся от дел и отправлялся в город Маракай, недалеко от столицы. В Каракасе, в президентской резиденции «Мирафлорес» оставались номинальные фигуры. Все они исполняли протокольные функции, принимали зарубежных послов, вручавших верительные грамоты. Их имена известны лишь узкому кругу специалистов. Люди помнят лишь об эпохе Хуана Висенте Гомеса.

Когда он находился в Маракае, туда постоянно с докладами наведывались министры, руководители ключевых экономических ведомств, получая инструкции и указания. Административный аппарат и репрессивные органы функционировали исправно, беспрекословно выполняя его волю.

Идеологическим обрамлением режима служила теория «демократического цезаризма», сконструированная социологом Л. Вальенильей Лансом. В ее основе лежал тезис о неполноценности отдельных народов (в том числе и венесуэльского), их неспособности к самоуправлению. Отсюда вытекала неизбежность появления сильного правителя -- цезаря. В нем гармонически сочетается демократия и автократия. Вальенилья Ланс считал, что цезарь, тесно связанный с народом, но возвышающийся над ним в силу присущих ему особых качеств, является олицетворением и защитником национального суверенитета. При отсутствии цезаря народ, находящийся во власти низменных инстинктов, не способен раскрыть дремлющий в нем стихийный принцип социального эгалитаризма. Цезарь -- единственный, кто в состоянии возбудить чувства уважения к иерархии, преодолеть анархию, установить мир и порядок, необходимые для общественного прогресса.

Книга «Демократический цезаризм» подводила фундамент под два ключевых постулата. Во-первых, только мудрый, просвещенный правитель способен покончить с хаосом, порождаемым деятельностью политических партий, профсоюзов, общественных организаций, и установить порядок, обеспечивающий ход поступательного развития страны. Во-вторых, на венесуэльской почве не может привиться чуждая ее природе англосаксонская модель демократии. Стране надлежит избрать особый путь, с учетом ее исторических особенностей и специфики.

Продолжатель дела своего отца Вальенилья Ланс-младший, обслуживавший авторитарный режим середины XX века, делал вывод: «Социальный порядок, политическая стабильность, прогресс и экономическое процветание могут быть гарантированы длительным пребыванием у власти влиятельной личности, сознающей нужды народа, устанавливающей мир во всеобщем согласии, личности, которую воля большинства ставит выше принципа сменяемости руководства».

Давая емкую характеристику того периода, венесуэльский ученый Р. Гальегос Ортис подчеркивал: «Гомес отрезал нас от цивилизации. Венесуэла представляла собой потерянную главу истории. Политические свободы, синдикализм, всеобщее голосование, свобода мысли пришли к нам поздно, словно в повозке, запряженной буйволами. Пока другие страны пользовались плодами демократии, мы прозябали в условиях примитивного диктаторского застоя».