На днях на североосетинском интернет-портале «15-й регион» появилось сообщение о сувенире, который поклонники премьер-министра Чечни Рамзана Кадырова привезли в офис депутата районного собрания Правобережного района Северной Осетии Виссариона Асеева. Офис г-на Асеева, который представляет в Осетии «Объединенный гражданский фронт», находится в Беслане, куда после событий осени 2004 года проезд из Чечни по идее затруднен. Сначала надо миновать пост на границе Чечни с Ингушетией, где несколько дней назад случился бой между сотрудниками ингушской милиции и милиции чеченской, потом еще один пост между Ингушетией и Северной Осетией -- со времен осетино-ингушского конфликта 1992 года один из самых трудных на Северном Кавказе. Тем не менее две «Газели» с двумя десятками «поклонников Рамзана Кадырова» прибыли в Беслан, разыскали офис депутата и, пригласив его для беседы во двор, вручили ему «кресло, стилизованное под электрический стул, с казненной куклой». Гости сказали, что это подарок от чеченского премьера.

Сам Виссарион Асеев не потерял чувства юмора и признал, что такой подарок -- безусловный прогресс по сравнению, например, с посылкой живого киллера. Сувенир был выбран не случайно: в июне, когда СМИ отмечали 100 дней Рамзана Кадырова на посту премьера Чечни, бесланский депутат сказал одной из федеральных газет, что место этого политика именно на электрическом стуле. Видимо, к сентябрю публикация достигла администрации чеченского премьера, и там решили отреагировать. Вполне мягко и опять-таки не без юмора по нынешним северо-кавказским меркам. Вышла яркая демонстрация политического стиля.

Этой осенью случился всплеск критического внимания со стороны российского экспертного сообщества к политическому феномену Рамзана Кадырова. Особенно после событий в Кондопоге, куда г-н Кадыров якобы обещал послать свои батальоны, чтобы разобраться в межэтнических отношениях. Никаких батальонов Рамзан Кадыров, кстати, не обещал, а призывал регулировать ситуацию исключительно в правовых рамках. Но слишком уж странно было слышать про правовые рамки от человека, который прочно ассоциируется именно с батальонами сдавшихся и вроде бы раскаявшихся боевиков, а оппонентам в лучшем случае шлет игрушечные электрические стулья. Присмотревшись, эксперты действительно увидели, что в Чечне опять образовалась некая отдельная политическая реальность, в которой ключевую роль играет 29-летний сын погибшего два года назад президента Ахмата Кадырова, назначенный руководить правительством.

Обнаруженное удивление труднообъяснимо. Ведь и про многотысячную армию, которая лишь формально включена в состав МВД РФ, а по численности сопоставима с федеральными частями, остающимися в Чечне на постоянной основе, и про частные тюрьмы, которых так и не нашла прокуратура, и про заложников, и про жесточайшие методы дознания, и про давление на политических оппонентов говорилось годами. Может, и не по телевизору, но кому интересно, услышать могли. При всем огромном росте популярности Рамзана Кадырова в Чечне есть заметная категория людей, семьи которых были так или иначе затронуты террором со стороны подведомственных ему республиканских структур, и далеко не всегда это семьи боевиков. И даже если боевиков, российский закон, который такой большой кровью пытались восстановить в Чечне с 1994 года, не знает понятия «семьи врага народа». Эти семьи могут многое рассказать о том, как работают новые чеченские «структуры». Костяк которых, как с гордостью признают президент и премьер республики, состоит опять-таки из боевиков. А от боевиков трудно ждать знания и тем более исполнения российского закона.

Удивление тем более необъяснимо, если учесть, что все это прямой результат так называемой политики «чеченизации», которую придумали в Кремле. «Чеченизация» -- это продолжение войны с боевиками при минимальном участии федеральных структур. То есть так, чтобы с чеченцами разбирались сами чеченцы. Но то ли «вражеских» чеченцев действительно уже победили, то ли разногласия между «вражескими» и «дружескими» оказались преувеличены, только нынешняя Чечня выглядит весьма сплоченной. При этом первые роли в ней играют вчерашние сепаратисты, которые в конце 90-х не согласились строить шариатское государство. Что фундаментализм -- плохо, в Чечне увидели уже тогда, когда еще премьер Сергей Степашин ездил за подарками в ваххабитские Карамахи (Дагестан). Но чтобы поддержать тех, кто был против фундаменталистов, потребовалось вторжение в Дагестан.

Теперь эти политики находятся в Чечне у власти. И поскольку под лозунгом «чеченизации» Москва предоставила им возможность делать на своей территории буквально все что угодно -- только почаще повторять слоган о принадлежности Чечни к России, они построили свою систему так, как хотели. И в какой-то момент, а именно после того, как правительство полностью перешло из-под федерального контроля под местный, система заработала.

В Грозном, который шесть лет лежал сплошной безобразной руиной под бесконечные слова, что много денег дать на восстановление нельзя, потому что разворуют, а мало не надо, потому что бессмысленно, начали много строить. В Гудермесе пока нет аквапарка, и даже с водопроводом проблемы, но дети катаются на велосипедах в городском парке. Это очень важно -- смена настроения. Местные жители так устали от депрессии, что многие из них готовы хоть всю республику переименовать в честь своего молодого премьера. Тем более что количество взорванных фугасов действительно падает -- Чечня в этом смысле даже постепенно уступает пальму первенства некоторым соседним регионам. Где перемены настроения как раз и не произошло и где у власти за редким исключением по-прежнему старые постсоветские элиты, разложившие по своим карманам остатки экономики и вызывающие жгучую ненависть у большой части местной исламской молодежи.

Новое чеченское руководство во главе с «военно-политическим менеджером» Рамзаном Кадыровым, видимо, осознало факт, очень важный для него и не очень для далекой Москвы: им в Чечне жить. Поэтому они создают систему, которая работает: такое восстановление, в результате которого не только распиливаются бюджетные ассигнования, но и роются котлованы, бетонируются фундаменты, возводятся стены. Такие силовые структуры, которые не только собирают взятки и тратят тот же госбюджет, а еще и решают поставленные боевые задачи. В августе этого года они написали законопроект, по которому хотят построить экономику, способную восстановить самое себя без федеральных вливаний.

Тут в Москве всполошились всерьез: это же сепаратизм! И снова начали объяснять, почему так нельзя. Может быть, так и нельзя. И уж точно нельзя брать заложников, воевать с милицией из соседнего региона, содержать домашние тюрьмы. Но за все время, прошедшее с начала войны в Чечне, Москва ни разу не сказала, как можно. Чечня сама увидела, что по шариату выходит не особенно гладко. Жить, как соседи, ей тоже не улыбалось. А сигнал из центра отсутствовал. И теперь странно удивляться, что люди, устав ждать указания сверху, пытаются строить жизнь сообразно своему пониманию.

Сувенирный электрический стул не самая большая издержка. Важнее то, что регион опять пытается писать собственную программу: это может означать, что никакого центра уже просто нет, а есть группа сомнительного качества управленцев, старающихся сохранить свой статус. Естественно, кадыровскую Чечню можно одернуть. Но если после окрика опять наступит ватное молчание, все рано или поздно повторится снова.