Всю нынешнюю неделю в столице гастролирует Малый театр Вильнюса, и город залеплен афишами со словами «Впервые в Москве! Театральные шедевры Римаса Туминаса!». Туминаса у нас знают -- он поставил в Москве уже два спектакля (причем один из них, «Играем... Шиллера», в «Современнике» шесть лет назад даже получил Госпремию), а более всего вспоминают привезенный как-то на Чеховский фестиваль «Маскарад». Тогда эта эффектная комедия, поставленная по трагической лермонтовской пьесе, очаровала зрителей своей бойкостью и красивой «картинкой», за что и получила престижную премию «Золотая маска» как лучший зарубежный спектакль года.

Открывая гастроли, тот самый «Маскарад» сыграли дважды, и все убедились, что спектакль за прошедшие с премьеры девять лет ничуть не изменился. Все так же царствует в нем замечательный художник Адомас Яцовскис, придумавший каток, огромные снежные шары и парковые статуи под густыми хлопьями снега, красиво падающими на черном фоне. Композитор Фаустас Латенас, много работающий и с Някрошюсом, все оформление построил на вариациях знаменитого хачатуряновского вальса к «Маскараду», понимая, что в зрительской памяти эта пьеса уже неотделима от этой музыки. На таком фоне не хуже прежнего смотрятся вышитые Туминасом забавные и парадоксальные узоры: лунки во льду, откуда высовываются то огромная рыба, то аквалангист, а то похожий на Пушкина труп картежника-самоубийцы. Или превратившаяся в памятник себе самой Нина, стоящая под снегом на постаменте за кладбищенской оградкой. Все эти шутки, впрочем, скорее похожи на рисунки отвлекшегося студента на полях тетради -- смысла пьесы они никак не проясняют. Тут очень помогает, что играют по-литовски: можно снять наушники, забыть про Лермонтова и с удовольствием рассматривать картинки к некоему не очень понятному, но явно комическому сюжету с красиво-печальным финалом, фотография которого смотрит на нас со всех афиш.

Кроме «Маскарада» на гастроли привезли еще один старый спектакль -- уже шестнадцатилетний «Вишневый сад». Туминас очень интересно рассказывал о нем. О том, как, наверное, опасно было посылать в Париж за матерью семнадцатилетнюю Аню и что наверняка любимый человек Раневской там к девочке приставал. Но что не послать было нельзя -- ни с кем другим она бы не вернулась. И вспоминал о том, как мама посылала его, маленького, к соседям, где пил отец. И что отец, конечно, понимал, кто его зовет, но отказать ребенку не мог... Сам спектакль, впрочем, трогательных и ярких туминасовских рассказов не подтверждал. Это была классическая, доброкачественная, как говорят, «культурная» постановка, полная общих мест и грубовато придуманных «штучек». Вроде шепелявящего Симеонова-Пищика с перекошенным какой-то болезнью лицом, Гаева, торжественно выносящего свой ночной горшок, и толстяка Епиходова, который все время пукал и в испуге прикрывал задницу руками. Раневская в этом спектакле и правда выглядела женщиной без комплексов -- она громко хохотала, ничуть не смущалась, когда ее неумело пытался завалить очкастый Петя, и сама усаживалась на колени к немолодому лысоватому Лопахину. Лопахин действительно был обаятельным и свойским. Он тузил Гаева, называл его Леней и, когда уводил растерянную Раневскую после сцены с Прохожим, иронически бросал Гаеву: «А ты -- выдь на Волгу!»

Ни одна из этих деталей -- более или менее уместных -- не придавала спектаклю какого-то нового качества, не сообщала ему внятной и свежей мысли. Впрочем, этого трудно было ожидать от такой старой постановки. Лишь один трюк тут выглядел по-настоящему неожиданным и эффектным: в начале, когда Лопахин говорил о том, как стар этот дом, прямо над его головой проламывался низкий деревянный потолок и из пролома над головой зависал угол шкафа. И тут под общий хохот ничуть не испугавшихся, а видимо, привыкших к своей развалюхе домочадцев, Гаев заводил похвалу «многоуважаемому шкафу». Сразу хотелось думать о том, каково это -- беспечно жить в доме, который ежеминутно грозит рухнуть, погребя под собой всех, и нет ли в этом осознанного намерения умереть вместе с домом и садом... Но не станем вчитывать в спектакль то, чего в нем нет, -- больше мотив разрушения дома ни разу не возобновился.

Старые спектакли Малого театра Вильнюса не подтвердили рекламный слоган о том, что Туминас привез в Москву только свои шедевры. Но остались еще спектакли новые, из которых два -- «Три сестры» и «В ожидании Годо» -- значатся премьерами, а третий -- «Мадагаскар» по пьесе молодого драматурга Марюса Ивашкявичуса с сюжетом, иронически рассказывающим о Литве 20-х годов, -- может оказаться чем-то совсем необычным. Так что, возможно, увидеть театральные шедевры Туминаса нам все же предстоит.