В Берлине три больших оперных театра, и городу-банкроту все труднее их содержать. Авторитет «Штаатсопер» в глазах зрителя держится прежде всего на несомненной суперзвездности музыкального руководителя Даниэля Баренбойма и дает театру возможность неизменно плотно заполнять зал. В «Дойче Опер» борьбу за публику приходится вести разнообразием названий и приглашением звезд (на которых катастрофически не хватает денег). В «Комише Опер», детище великого Вальтера Фельзенштейна, делают ставку на режиссуру.

Два имени в сегодняшней табели о рангах оперной режиссуры занимают весьма почетные места. Немец Петер Конвичный, некогда, в гэдээровские времена, из «Комише Опер» изгнанный, вырос в лидера режиссерского театра, и его бескомпромиссный радикализм позволяет достигать ему время от времени результатов поистине феноменальных -- прорывов в новые смыслы. Каталонец Каликсто Биейто скорее берет залихватской, скандальной вульгарностью своих пересказов -- он утверждает, что превращает классические сюжеты в мыльные оперы по наводке своих детей-тинейджеров. Оба режиссера -- мастера в работе с актерами, и это позволяет их концепциям обретать пластичные, естественные сценические очертания.

Петер Конвичный поставил в «Комише Опер» годом раньше «Дон Жуана» Моцарта -- действо, замешанное на взвинченном сексе, с указующим перстом и неожиданными разворотами (такими, как, например, нестандартное утешение Донны Анны в объятиях Донны Эльвиры). В заключение сексуальному маньяку Жуану отрезбли детородный орган, и он продолжал скучную жизнь филистера. Бешеный темп происходящего подчеркивал не только вечную энергию севильского соблазнителя, но и всеобщую сегодняшнюю вздрюченность.

Теперь «Так поступают все женщины» стала в руках Конвичного ничего не стоящей безделушкой, багателью, как сказали бы во времена Моцарта. Все человеческие проблемы любви и привязанности (как можно не узнать собственного возлюбленного под дурацкой маской?) отброшены и забыты. Кажется, Конвичный прочел не музыку Моцарта, а лихой текст Да Понте как эффектный, но пустой «мариводаж». Банализованный XVIII век справил свою пиррову победу. Художница Михаэла Майер-Михнай поддержала мысль Конвичного о тривиальности происходящего: героини одеты одна в розовое, другая в голубое, служанка Деспина декорирована под шоколадницу Лиотара, изображающие партнера куклы у каждого из участников любовного четырехугольника самые что ни на есть трафаретно-театральные. Йорг Косдорфф поместил происходящее в стилизованные интерьеры эпохи рококо. Действующие лица утрированно жестикулируют и так же отыгрывают свои взаимоотношения, идет пошловатая веселая игра, не выходящая за рамки комедии положений, а то и фарса. Музыку Моцарта поют вдумчиво, но в серьезности и тем более демонической мистичности ей полностью отказано. Судя по всему, отказано ей и в актуальности, как будто все это давно прошло и остается историческим маскарадом. Резкий разворот совершил радикал Петер Конвичный в сторону какого-то совсем простого, антрепризного театра.

В «Штаатсопер» «Так поступают все женщины» пару лет идут в постановке Дорис Деррие, знаменитой в Германии писательницы и кинорежиссера. Она перенесла действие в наше время и превратила странную и почти неправдоподобную историю Да Понте в весьма даже узнаваемый рассказик: два строгих, жестких и застегнутых на все пуговицы бизнесмена, у которых и подружки-то заведены так, для порядка, превращаются в неузнаваемо вальяжных, нашпигованных сексом рокеров с афрокосичками и выставляемой напоказ волосатой грудью. Глубины в спектакле Деррие не больше, чем в «Комише Опер», зато интрига читается с существенно бульшим интересом.

Вторая премьера сезона в театре, основанном Фельзенштейном, -- любимая народами всех стран «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Поставил ее Биейто -- он тоже вернулся в театр после скандальной постановки моцартовского «Похищения из сераля», действие которого происходит в современном публичном доме среднего пошиба. Скандал вызвало не обилие наготы и похабных подробностей, но мера насилия: во время арии Констанцы на авансцене Осмин полосует ножом голую девицу, а потом отхватывает у нее одну грудь и окровавленную бросает к ногам Констанцы как знак предстоящих пыток. Навидавшаяся всего берлинская публика даже сейчас, когда спектаклю уже стукнуло больше года, в этот момент резко и громко проявляет свое возмущение, кричит, демонстративно покидает зал целыми группами.

«Мадам Баттерфляй» тоже помещена в японское секс-предприятие по обслуживанию иностранцев. Изощренное мастерство Биейто в работе с актерами позволяет ему насытить бурлящим действием каждую секунду музыки. Мы как будто смотрим лихо снятое «реалити-шоу». В конце Чио-Чио-сан (блестящая работа Жюльетт Ли) убивает своего сына и Сузуки -- и предстает этакой страшной Медеей с кровавыми руками. Но вот что странно: сверхмера насилия не срабатывает, подробно-натуралистическая музыка как будто убивает весь этот показной натурализм, и сочувствия к событиям на сцене не возникает. При всей простоте приема, которым пользуется Роберт Уилсон в своих постановках «Мадам Баттерфляй» по всему миру, его холодная, предельно искусственная конструкция позволяет проявить общечеловеческое содержание этой оперы гораздо более полно. Солнцепек жарких страстей не помогает здесь, как не помогают Конвичному кусты пошлого фарса, за которыми он хочет спрятаться, инсценируя Моцарта.