В Кремле, в Доме союзов, на ледовых аренах детей моего поколения с упорством, достойным лучшего применения, делали специалистами по советско-американским отношениям. Без тонкостей этого, казалось, вечного и древнего как миф сюжета традиционная елочная борьба добра со злом наверняка выглядела бы монотонно и натужно. Когда в очередной раз противный Волк стащил бы у Снегурочки огонь, а бодрый Заяц его нашел бы, у иного ребенка могло бы возникнуть не радостное чувство сопричастности к мифу, а, чего доброго, скука. Но о нас заботились, накладывая на один миф другой -- значительно более животрепещущий, пышущий силой, ракетами, устрашающий злобными капиталистами и умиротворяющий хитростью, ловкостью и смекалкой любимых героев. Среди них не было ни Винни-Пуха, ни Муми-тролля, ни Карлсона. Эти были неисправимо аполитичны. Зато хорошую бодрость духа и политическую подкованность регулярно демонстрировали вышеупомянутые Волк и Заяц, а также Колобок и даже Мертвая царевна.

Я, как многие дети из разночинно-интеллигентских семей, обожала фигурное катание, сама занималась, делала ласточку и пистолетик, поэтому больше всего мне нравились ледовые елочные представления. С подарками там как раз было не очень, но зато все искупали нахрапистые политические сюжеты, изложенные красивым коньковым стилем в затемненном и сверкающем огнями дворце.

Нравились и в то же время смущали елки, на которые надо было одеваться в специальные костюмы. Это теперь принято быть уникальными. А тогда предлагалось всем непременно одеться снежинками. Или зайчиками в теплых ушастых шапках, из-под которых на третьей минуте начинают появляться мокрые капельки или струйки. По всему телу тогда разливалось будоражащее и одновременно колюче-неловкое ощущение себя вдвойне другим -- во-первых, не таким, как обычно, а во-вторых, не похожим на других снежинок-зайчиков. Почему-то у тебя оказывались и уши длиннее, и хвост короче, и корона не такая серебряная. А мама ее пилила и строгала, понятно, всю ночь, а ты теперь не знаешь, хорошо это или плохо. Все повторялось -- песенки, герои, костюмы, только это ощущение себя снежинкой с заячьими ушами почему-то было каждый раз острым и разным.

Только однажды -- это было в детском саду -- наш музработник с говорящим именем Муза Николаевна разрешила отступить от правил. Все пришли на елку кто во что горазд, а хитом праздника стала зубодробительная композиция «Листья желтые над городом круж-а-а-атся» (она, наверное, тогда была особенно популярна), в которой я солировала, а лишенные слуха одногруппники подпевали дурными голосами, но с превеликим тоже удовольствием. Нам не было дела до того, что песня не новогодняя. Муза плакала от счастья, а завистливые взгляды чужих родителей усиливали сладкое ощущение славы. Это был мой звездный час. Кажется, Дед Мороз потом посадил меня на плечи, но я на него, кажется, не обращала ни малейшего внимания.