Между финским спектаклем «Странник», который рассчитан на двенадцать зрителей, сидящих вместе с актерами за столом (на фестивале еще человек сорок набивалось вокруг), и театральной практикой Евгения Гришковца, рассказавшего о себе и о своем спектакле «по По» на т.н. «Закрытой репетиции» (это была не столько репетиция, сколько лекция, но также и представление, загримированное под лекцию), есть существенное сходство. Поводом для игры в обоих случаях служит некая книга: прочитанная и закрытая, отчужденная. Игра состоит в том, что написанное в книге вспоминается с неизбежными и даже нарочитыми ошибками, по сути оно сочиняется заново. Предметом игры оказывается не книга, а руина книги; субъектом игры -- пересказчиком, экс-читателем, вытеснившим автора, -- человек, уже не принадлежащий книжной культуре.

Иногда экс-читатель попросту лукавит, как Алексей Толстой в предисловии к «Золотому ключику» (1936): в детстве он, мол, любил одну книжку по деревянного человечка Пиноккио, часто рассказывал ее своим товарищам, «но так как книжка потерялась, то рассказывал каждый раз по-разному». Иногда он сумрачно иронизирует над корявостью, свойственной новому времени, и над самим собою, этой корявости подчиненным, -- как Зощенко, пересказывающий в «Голубой книге» (1934) стихи Гумилева: «И вот он неожиданно влюбился в нее с первого взгляда, и эта любовь заслонила, так сказать, все его неимоверные страдания и даже временно отвлекла его от забот по приисканию себе новой квартиры». И лукавство и ирония вызваны тем, что края культурного разрыва еще не зарубцевались, что слишком жива и беспокойна память о «потерянной книжке». В иных условиях неверный пересказ именно в своей задорной некорректности становится самоценным, в нем появляется освежающая и веселящая энергия. Можно сказать, что эти условия еще безнадежней, чем прежние, но это -- наши условия.

Спектакль «Странник» (The Wanderer), который сыграли три обаятельных финна -- Юха Валкепаа, Теро Науха и Кристиан Смедс, они же театр «Братья Хоукка», -- начался символическим паломничеством, точнее, подобием крестного хода. Незнакомец (это был Смедс, автор идеи спектакля) вывел зрителей из здания СТД и -- по Страстному, Каретному, Петровскому, Большой Дмитровке -- привел к Театральной библиотеке того же самого СТД. По прямой между двумя этими домами -- метров сто, не больше; некоторые, как выяснилось по дороге, понятия не имели, куда их ведут и что там покажут. Книгу, по которой поставлен спектакль, не читал почти никто.

Книга называется «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», написана она хорошим русским языком 2-й половины XIX века, автор ее неизвестен (можно сказать лишь, что это был человек глубоко верующий, литературно одаренный и сведущий в богословии), герой -- безымянен. Книга написана от лица крестьянина, поразившегося однажды словам апостола Павла: непрестанно молитеся (1 Фес., 5, 16). Молиться «на всякое время, на всяком месте, не токмо в бодрствовании, но даже и во сне» -- как же это возможно, спрашивает герой. «Человек ведь должен спать, есть, покупать еду, водить детей в садик и забирать их оттуда», -- добавляет от себя Юха Валкепаа, его играющий.

Детский садик, к которому потом прибавятся бар, сигареты «Кэмел», игра «Кто хочет стать миллионером» -- все то, что должно бы, но не может сбить героя с его пути, -- не просто осовременивает фактуру «Откровенных рассказов...», но меняет природу сюжета. Единственная задача книги -- рассказать с предельной доходчивостью, что такое «умная», т.е. безмолвная Иисусова молитва: как ей научиться, как она действует, как ненавистна она бесам и каких искушений следует опасаться учащемуся. Задача спектакля -- показать человека, нашедшего в жизни источник непрерывной радости. Толерантные «Братья Хоукка» нисколько не настаивают на том, что Иисусова молитва -- вернейший из путей к ней, и не очень следят за переменами, происходящими в Страннике. Герой спектакля (не Pilgrim, a именно Wanderer) настигнут радостью с самого начала: Юха Валкепаа играет человека, у которого внутренняя жизнь так светла и спокойна, что перед другими становится даже как-то неловко. Эту радость, не способную утихнуть, замечательно умел отыгрывать Сергей Тарамаев, актер из первой команды Женовача; сейчас таких на московской сцене, кажется, нет вовсе.

О задаче радовать -- главной своей театральной задаче -- более всего пытался говорить Евгений Гришковец, и говорил очень любопытно. Однажды, сказал он, я понял, что никогда уже не буду так счастлив, как был в детстве, -- и успокоился. Спектакли Гришковца всегда были умилительны тем, что в них пробуждалось детское видение мира, и остроумны постольку, поскольку оно пробуждалось в самых неказистых и муторных обстоятельствах, подчиняло их себе. В этом смысле спектакль «по По», сыгранный на NET-2001 с артистами Нового рижского театра, был еще более «детским», чем прославившая Гришковца «Собака». Гришковец, утверждающий, что читал рассказы Эдгара Алана По только в детстве, по памяти пересказывал их актерам, вовсе не читавшим ни «Колодца и маятника», ни «Черта на колокольне». Пересказы пересказов, нашпигованные всякой отсебятиной и по-ребячески сбивчивые, были очень забавны. Находились, правда, люди, утверждавшие, что милый всем Женя Гришковец, ища партнеров, плодит лишь незадачливых эпигонов. Ни одного человека ему еще не удалось «перегришковцевать, перевыгришковцевать»: по большому счету так и есть.

Новую версию спектакля «по По» Гришковец репетирует сейчас с шоуменом Александром Цекало: думается, что это будет хороший, может быть, даже блестящий коммерческий спектакль. Интересно думать о том, как аура «детскости» соединится с жесткими излучениями эстрадного скетча, да и соединятся ли они вообще. «Неверный пересказ» -- очень сильная, магическая отчасти штука: она у каждого срабатывает по-своему. Вообразим, что Золотой ключик достался Дуремару: что обнаружится за таинственной дверью? Бескрайнее болото и мириады пиявок, что же еще. Впрочем, из совсем дурных рук волшебный ключик ускользнет волшебным же образом.