Большой театр продолжает вторгаться в то пространство, которое создали в умах меломанов России Мариинский театр и Валерий Гергиев, в пространство великого и ужасного Рихарда Вагнера. Большой выбирает собственный путь и привлекает артистов с Запада, впрямую связанных с сегодняшним бытованием Вагнера на сцене и концертной эстраде. После «Летучего голландца», поставленного радикалом Петером Конвичным и исполненного с участием гран-мэтра Роберта Хейла (получившего «Золотую маску») и тонко понимающей суть роли Анне-Катарине Бенке, наступило время второго раунда. Тут в толпу была брошена мощная бомба -- ею стала вагнеровская супердива Вальтрауд Майер (на снимке) с ее ослепляющим сверхизлучением и взрывной личностной энергией.

На концерте в Большом зале Консерватории, в котором приняли участие хор и оркестр Большого театра под руководством шеф-дирижера Александра Ведерникова, исполнили первый акт «Валькирии» и второй акт «Парсифаля». Можно было бы посетовать на то, что великий создатель музыкальных драм был бы такой акцией недоволен, ибо больше всего любил цельность и последовательность своих творений. Но мы сетовать не станем -- вслед за Парижем, где, ничуть не смущаясь, исполняют по одному акту «Парсифаля» за вечер, дабы не утомлять почтеннейшую публику, Москва, находящаяся на голодном пайке по части Вагнера, пока что может себе позволить такие странные выходки.

Тем более что они скреплены участием прекраснейшей Вальтрауд Майер. Могу сознаться, что в 1992 году в Байройте Майер подействовала на меня так, как, наверное, воздействовала на людей одна Мария Каллас. В моем сердце хранится до сих пор на самом видном, самом оберегаемом месте ожог от ее Кундри -- мне довелось увидеть «вечную женщину» во всеоружии чар. Ослепительно красивая женщина с голосом большого диапазона, бархатно журчащим в низах, опьяняющим в середине и сшибающим с ног наверху, она могла вести за собой к бездне -- мы, зрители, радостно прыгнули бы туда по ее наущению!

Сегодня Майер поет иначе, но великая артистка творит свои триумфы без всякого напряжения. Ее лидерабенд в Москве, на сцене Большого театра, пару лет назад оказался не слишком удачным -- Майер прежде всего «животное сцены». Вскоре после того вечера я слышал ее в Вене как Голубку в «Песнях Гурре» Шенберга под руководством Мариса Янсонса -- в созвездии талантов она сияла ярче всех.

Майер -- Зиглинда в «Валькирии» прожила на сцене важнейший кусок своей жизни, мы стали свидетелями разразившейся бури в душах героев. Английские певцы Кристофер Вентрис -- Зигмунд и Павло Хунка -- Хундинг оказались более чем достойными партнерами примадонны. Вентрис тоже жил рядом с ней живой жизнью, мы читали в его светлом голосе, в его робких глазах, в его скупых жестах все подробности драмы -- долгожданной встречи брата и сестры, между которыми вспыхивает вселенская любовь. В момент кульминации Майер сумела вложить в свой возглас «Зигмунд!» такую мощь всепобеждающего чувства, изрыгающей молнию победы, что хотелось зажмуриться от священного страха перед явлением чего-то поистине божественного. Мы стали участниками грандиозного действа, разыгранного двумя певцами и оркестром.

В «Парсифале», где Майер нужно не лепить лирические сгустки чувств, но чаровать и колдовать, она пустила в ход все недюжинное вокальное мастерство. Она начинала как белькантовая певица, которой были по плечу любые самые сложные в виртуозном отношении партии. Такое прошлое остается навсегда. Колдунья Кундри не сумела обольстить Парсифаля, но довела зал до белого каления. Рядом с ней Хунке -- Клингзору не хватало демонизма, а Парсифалю -- Вентрису --ясности внутреннего облика. Впрочем, в «Парсифале» мы имеем дело не с драмой, а с мистерией, и язык образов носит здесь совсем иную природу. Собственно, с этим и связано то, что общее звучание «Парсифаля» оказалось намного слабее.

Объясняется это прежде всего дирижерской природой Ведерникова. Там, где речь идет о драме, о линейном развитии человеческих чувств, он знает, как вести свою линию, нагнетать, доводить до взрыва. Поэтому так хорошо ему удавались страсти «Адриенны Лекуврер» и «Турандот». И логически движущаяся лавина дуэта из «Валькирии» впечатлила до чрезвычайности. Когда же речь идет о запредельном, метафизическом, мистериальном, дирижер не знает, как с этим обращаться. Под его руками улетучиваются тайны «Руслана и Людмилы», гаснет внутренняя энергия «Хованщины», уплощаются религиозные подтексты «Летучего голландца». В «Парсифале» целое распалось на отдельные куски, в эпизоде с девами-цветами запахло пошловатой галантереей, а сопровождение дуэта плыло безжизненной массой.

И все же вечер этот следует признать огромной удачей Большого театра. К нам пришел настоящий Вагнер, и можно было вспоминать и «Тристана» с участием Берит Линдхольм (1971), и «Кольцо нибелунга» и «Лоэнгрина» в исполнении Шведской королевской оперы (1975, 1989), и «Валькирию» из Гамбурга (1980), потому что на нас действовали впрямую не просто звуки, а живые, рождающиеся на глазах образы, созданные волей Рихарда Вагнера. И самое громкое «браво» мы крикнем за это несравненной Вальтрауд Майер.