К открытию ежегодной Московской книжной ярмарки у издателей заведено выпускать хиты. Традиция себя оправдывает: одурев за лето от пляжного чтива, нормальные люди отправляются по осени в книжный павильон, где их уже поджидают свежеиспеченные бестселлеры. Логично, что в начале сезона издательства изо всех сил стараются не обмануть потребительские ожидания и делают предсказуемые ходы.

Специализирующееся на французской литературе издательство FreeFly выпустило в свет сборник литературоведческих статей Фредерика Бегбедера «Лучшие книги ХХ века. Последняя опись перед распродажей» (перевод с фр. Ирины Волевич).

В 1999 году французская газета Le Mond совместно с сетью книжных магазинов FNAC устроила опрос, в результате которого выявили 50 самых популярных книг ХХ века. Список получился неоднородным -- наряду с Прустом и Камю сюда попали два популярных комикса и несколько классических детективов. Но в общей массе французы оказались предсказуемыми читателями -- лидируют в этой описи хрестоматийные произведения признанных мастеров литературного труда. Популярный колумнист, романист, политтехнолог и шоумен Фредерик Бегбедер взялся этот список прокомментировать. В итоге получился новомодный учебник по литературе, вполне пригодный для читательниц глянцевых журналов, стремящихся за один присест приподнять свой образовательный уровень. Заявленное в предисловии стремление взглянуть на шедевры мировой литературы «свежим взглядом» («как если бы они только что увидели свет») свелось в результате к весьма вольному пересказу их бессмертного содержания. К примеру, «Посторонний» Альбера Камю -- это «история чокнутого типа, которому плевать абсолютно на все: его мать умирает, и его это не колышет». Бессмысленно линчевать Бегбедера за пошлый пересказ классических сюжетов, вызывающе банальные комментарии и демонстративно нарциссичные ремарки. Мотивы автора понятны: не он первый зарабатывает себе рейтинг, по ходу дела опуская классиков и сознательно занижая «себестоимость» литературного труда. Бегбедер, понятное дело, работает на публику. Его за это и любят: развязный денди, высокомерный сноб, знаток «гламура», поверхностный интеллектуал, наигранный невротик, умеренный радикал -- он является образцом успешливости, респектабельности и глянцевого шика. Публичный интеллектуал -- фигура значимая и традиционная для Европы. В разное время в этой роли побывали Ролан Барт, Умберто Эко, Жак Деррида, Сьюзен Зонтаг. Их тоже критиковали за избыточный популизм и политическую ангажированность. Но сейчас на эту роль успешно претендует Фредерик Бегбедер, публично рыдающий «о бессмысленности бытия» от лица целого поколения. А это уже диагноз.

В издательстве «Иностранная литература» вышел роман Уилла Селфа «Обезьяны» (перевод с англ. И.Свердлова). Уилл Селф -- британский сверстник Бегбедера, в прошлом глянцевый журналист, газетный репортер и персонаж светских хроник, ныне автор радикальных литературных опусов, которые ни гламурными, ни общедоступными не назовешь. И если фигура Фредерика Бегбедера являет миру яркий образец интеллектуальной мутации, то Уилл Селф как раз исследует последствия подобного рода изменений. Проще говоря, Бегбедер -- диагноз, Селф -- диагност. И если в романе «Кок'н'булл» он разбирался с особенностями гендерных патологий, которыми страдают жители современных мегаполисов, то в «Обезьянах» подвергает сомнению дарвиновскую теорию эволюцию. Проснувшись однажды утром, главный герой обнаруживает, что превратился в шимпанзе. Более того, в обезьян превратились все окружающие его люди.

Далее во всех подробностях изучается вопрос: а был ли вообще знаменитый «эволюционный сдвиг» и кто в таком случае является «венцом творения»? Несмотря на пугающее оформление и восьмилетний срок хранения, антиутопию Уилла Селфа все же стоит прочесть. Хотя бы для того, чтобы раз и навсегда уяснить, какое будущее уготовано поклонникам Бегбедера.

Издательство «Эксмо» оперативно выпустило самый свежий, 2004 года производства, роман Харуки Мураками «Послемрак» (перевод с японского Дмитрия Коваленина). Как бы ни ругали Харуки Му литературные критики, талантливый писатель тем от бездаря-однодневки и отличается, что способен в любой момент сменить тактику. Тревожный сигнал поступил после «Кафки на пляже»: прежние ходы не сработали, а этнический мистицизм, рассчитанный на европейский экспорт, стал отдавать некачественной подделкой «под суши». И Мураками, как говорят футболисты, решительно поменял тактическую схему и снова выиграл.

Писатель сильно рискнул, изменив своему традиционному авторскому «я». Точно угаданная интонация лирического героя Харуки Му -- с его ленивой растяжечкой, обаятельным гундежем и поистине японским хладнокровием -- много лет обеспечивала успех. «Послемрак» сделан совсем иначе. Роман написан с точки зрения вездесущей кинокамеры, а описания действий героев напоминают сценарные ремарки. Мистическая составляющая отсутствует, а детективная интрига умирает, едва зародившись. Зато все перемещения героев здесь можно отследить с точностью до минуты: каждая глава начинается с показаний секундомера. Мураками и раньше был предельно конкретен, чем выгодно отличался от вялых «мистиков» уровня Коэльо: эмоциональное состояние его героев определялось посредством глаголов действия, а не расплывчатых определений. В «Послемраке» он и вовсе переплюнул сам себя. Его герои коротают ночь в большом городе, а ощущение «переходного» времени здесь создается посредством тысячи различных глаголов совершенного и несовершенного вида. Время и есть главный герой этого произведения. Зыбкая грань между «вчера» и «сегодня»: «еще немного -- и сменится дата в календаре». Одна точная метафора, развернутая до размеров романа. Высший пилотаж.