За два дня до публикации указа «Об учреждении грантов президента Российской Федерации в области театрального искусства» Владимир Путин обсуждал его с деятелями театра. Все горячо одобрили президентскую инициативу. Олег Табаков попытался было вякнуть «да, но...» и заговорить о бедах провинциального театра, но коллеги разговор не поддержали. Дают -- бери.

Когда правительство выдумало изуверскую театральную реформу, ее попытались вывалить сверху без всяких обсуждений. Только общими усилиями Союза театральных деятелей, режиссеров, актеров, театральных журналистов реформу удалось отправить на доработку. Зато приятные новости, подчеркивающие персональную заботу президента о развитии культуры и отдыха, -- почему бы о них не поговорить, на то у нас и демократия.

И действительно, 405 млн руб. в год -- чем плохо? Три года подряд (2006--2008) шесть драматических театров и пять театральных вузов будут получать согласно президентскому указу солидное вспомоществование. Тут полагалось бы ударить в литавры, запалить фейерверки и броситься на поклон к Путину: плюнь-ка ты, батюшка, на Конституцию, выберись в 2008 году на третий срок, а то мало ли какая жадина сядет на твое место. И вся эта лафа кончится сразу, как только новый президент спросит у своего нового референта: что же это за штука такая -- грант?

Давайте повременим с литаврами и разберемся сами: что, кому, почему?

Вопрос первый: что? Чем в действительности являются эти самые 405 млн, деленные на одиннадцать? «Словарь иностранных слов и выражений» (М., 2002, автор-составитель -- Е.С. Зенович), самый толковый из всех, какие я знаю, дает слову «грант» четкое определение: «вид субсидии; предоставляется <...> для осуществления конкретных проектов в области науки, культуры, образования». Обратите внимание: конкретных проектов. То есть, получив грант, надо сделать некую определенную работу. В идеале -- качественно новую. Не знаю, как расходовались президентские гранты, розданные в 2003 году музыкальным театрам, симфоническим оркестрам и консерваториям, но если деньги пошли на повышение зарплат, это никакие не гранты, это всего лишь пособия.

Сразу после встречи с президентом Кирилл Лавров сказал: «...Это даст театру возможность не только поднять зарплату артистам и творческому коллективу, но и высвободить внутренние доходы для поддержки постановочных частей». Художественному руководителю БДТ им. Товстоногова даже не померещились какие-то сценические эксперименты, о которых тощий бюджет раньше не позволял думать. Поднимем зарплату, что-нибудь высвободим, а в целом как жили, так и будем жить дальше, потому что по-другому -- не знаем как. И не очень хотим.

Пусть в указе от 11 августа 2005 года №953 сформулировано с предельной четкостью: гранты выделяются «для поддержки творческих проектов ведущих театральных коллективов и высших учебных заведений». Пусть на правительство РФ возложена обязанность следить за тем, чтобы они тратились по назначению. Готов биться об заклад, что деньги все равно пойдут не на театральные изыскания, а на повышение жизненного уровня. Да, у рядовых актеров, тем более у театральных педагогов, этот уровень оскорбительно низок. Да, поднять им зарплату -- вещь необходимая. Однако назвать это «творческим проектом» можно лишь наперекор здравому смыслу и собственной совести.

Теперь попробуем понять логику раздачи. Согласно вышеназванному указу, получатели грантов определяются президентом по представлению правительства РФ. Список первых получателей, таким образом, помогает понять правительственные приоритеты в искусстве. Картина складывается на первый взгляд вполне стройная, на второй -- несуразная до дикости.

Что касается театральных вузов, тут трудно было ошибиться в выборе. Их названия знает каждая провинциальная старшеклассница, собирающаяся в актрисы. Разбуди ее, она спросонья оттарабанит, куда надо поступать: ГИТИС, «Щепка», «Щука», Школа-студия при МХТ, в Петербурге -- СПАТИ. Эта пятерка «ведущих» абсолютно бесспорна; иной вопрос -- за какие творческие проекты может взяться театральный вуз, если в нем нет ни режиссерского факультета, ни издательского сектора. За изучение эвритимии или горлового пения? За постановки хеппенингов? Придумать можно много чего, дело нехитрое, но кто же этим будет всерьез заниматься?

Выбор театров может показаться столь же бесспорным: МХТ, Малый и Вахтанговский в Москве, БДТ, Александринский и МДТ -- Театр Европы в Петербурге. Все шесть -- академические, все шесть -- наше национальное достояние. Разве что додинский МДТ выглядит не совсем солидно: у театра, увы, нет славного исторического прошлого, у него пока еще все в настоящем. Одним словом, хоть и «академический», а мальчишка.

Как только мы начинаем присматриваться к нашим шести театральным флагманам, выясняется вполне естественная вещь: каждый из них живет наособицу, и хотя официально они имеют равный статус, одни из них более равны, чем другие, -- точь-в-точь как животные у Оруэлла. Лев Додин -- безусловный лидер текущего театрального процесса, тут спорить не о чем; с остальными все очень по-разному.

Малый театр утвердился в незыблемом академическом покое. Ему претит сама идея какого бы то ни было «художественного поиска»: от добра добра не ищут. Когда театр находит общий язык с талантливым режиссером, на сцене Малого случаются чудесные вещи: например, спектакль Сергея Женовача «Правда -- хорошо, а счастье лучше». Однако и в посредственно поставленных спектаклях иногда возникают такие роли, что поневоле залюбуешься: прежде всего стоит вспомнить игру Василия Бочкарева (Флор Прибытков) в «Последней жертве».

БДТ им. Товстоногова и Театр им. Вахтангова живут менее спокойно и менее содержательно. Почти все силы уходят на то, чтобы поддерживать форму, уберегать себя от распада, томиться в ожидании: авось в жизни появится какая-то осмысленная цель. Здесь мечтают об умной и крепкой режиссерской руке, о спектаклях-событиях. Эти мечты трудно осуществить, но нельзя назвать несбыточными. В конце концов, Александринский театр пребывал, казалось, в полной, неизлечимой стагнации -- а как любопытна стала его жизнь с приходом Валерия Фокина! Я не уверен, что жизнь театра можно считать наладившейся, но «Золотую маску» за «Ревизора» александринцы в прошлом году получил вполне заслуженно.

Олег Табаков сделал все, что обещал, когда брался возглавить Московский художественный театр. Залы полны, закулисный порядок налажен, ремонт произведен. В МХТ работают самые заметные режиссеры нового поколения, каждый из них толков и удачлив на свой собственный лад. От Карбаускиса, от Серебренникова публика уже привыкла ждать работ экстра-класса; при этом табаковский МХТ остается театром без направления, без ведущей художественной идеи. Это театр, где самые разные люди и самые разные мысли могут существовать не толкаясь: довольно непривычная для нас модель театрального организма. Здесь грант будет использован с толком.

Мои коллеги уже изрядно помучились, пытаясь понять логику распределения грантов. Вправду, за что их дают: за творческие успехи? за лояльность по отношению к власти? за выслугу лет? Ни в одном из вариантов ответа концы с концами не сходятся. Кроме, разумеется, моего, а он таков: коллеги ошиблись, заподозрив в правительственных чиновниках умение думать и интересоваться делом. Это для нас с вами между Александринским и Вахтанговским театром существует очевидная разница, для чиновника ее нет. Академический -- да. Значит, спокойный, добропорядочный, благонадежный. В афише где пишется -- наверху или внизу? Наверху. Значит, заслужил.

Вы думаете, что это плохо? Я не согласен. Чиновник, занимающийся искусством и ни уха ни рыла в искусстве не понимающий, -- величайшее благо для такой страны, как наша. Вы только представьте, что бы они наворотили, всерьез взявшись за свои обязанности.