Сегодня в Гааге состоится 14-й саммит Россия--Евросоюз. О российско-европейских отношениях «Времени новостей» рассказал старший научный сотрудник Центра европейских политических исследований в Брюсселе, бывший представитель Еврокомиссии в Москве Майкл ЭМЕРСОН.

-- Отношения между ЕС и Россией опираются на солидную базу глубокой взаимозависимости в экономике и торговле. Россия оказалась бы в трудном положении, если бы не могла продавать газ Европе, Европа -- если бы эти поставки вдруг прервались. На другой чаше весов остаются значительные политико-идеологические проблемы, за которыми внимательно следит ЕС.

-- Могут ли эти проблемы выйти на первый план?

-- Сейчас как раз один из моментов, когда мы наблюдаем их усиление. В результате майского расширения ЕС в него влились восемь стран Центральной Европы и Балтии, которые соседствуют с Россией и имеют с ней сложный исторический опыт. Евросоюз теперь пристальнее следит за происходящим в России. Когда президент Владимир Путин сменил Бориса Ельцина, в Европе его воспринимали, в общем, с симпатией, как человека, способного вывести страну из хаоса. Путин это сделал, снискав уважение. В то же время Европа с беспокойством наблюдает за тенденцией к централизации и персонификации власти, за тем, как это отражается на свободе СМИ. Второе я называю «феноменом Рогозина»: попытки видеть врагов повсюду. Все чаще обкатанные им мысли проскальзывают и в заявлениях Путина.

-- Как сказываются на наших отношениях различия в подходах к России среди лидеров стран Евросоюза?

-- Некоторые европейские лидеры имеют особые отношения с Путиным, они добиваются благодаря этому экономических и политических сделок с Россией. Но и они находятся под давлением парламентариев, и не только в отношении России. Как бы ни хотелось кому-то отменить эмбарго ЕС на продажу оружия Китаю, они не решаются. Хотя материально их страны очень много теряют. Парламентарии, гражданское общество Евросоюза с равным вниманием следят за демократией в России.

А вот что касается государственных мужей, то в результате расширения ЕС возник интересный спор между «старой» Европой и «новой» о том, как вести дела с Россией. Европейские институты, Еврокомиссия и ведомство Хавьера Соланы (Верховного представителя ЕС по внешней политике и безопасности. -- Ред.) воздерживаются от крайних позиций. Однако и они вынуждены действовать с оглядкой на Европарламент. Год назад на совместной с президентом Путиным пресс-конференции в Риме итальянский премьер Сильвио Берлускони высказал оценки, расходящиеся с позицией Евросоюза по Чечне, делу Ходорковского, свободе СМИ. Это получило негативный резонанс в парламентах и прессе. Еврокомиссия приняла постановление, которое стало попыткой призвать к дисциплине.

-- В последнее время в Европе на официальном уровне стало меньше критики по чеченской проблеме...

-- Не думаю, что произошел существенный сдвиг. Реакция на Беслан была сложной. Да, эта трагедия вызвала прилив симпатии к жертвам и народу России. С другой стороны, запутанная и меняющаяся информация, настойчивые попытки представить виновниками какие-то внешние силы, посеяли недоверие среди европейцев.

Европа искренне хочет вместе с Россией защитить себя от общего врага, от терроризма в лице «Аль-Каиды» -- здесь разночтений нет. Но по чеченской или израильско-палестинской проблемам европейская точка зрения отличается и от российской, и от американской. Как только президент Буш начал параноидально оправдывать войну в Ираке антитеррористическими целями, он сразу потерял интеллектуальный контакт с Европой.

Европа сказала: «Аль-Каида» наш общий враг. Но израильско-палестинский конфликт -- это производное от проблемы самоопределения палестинцев и распределения территории между арабами и евреями. В Ираке же война, наоборот, породила спираль терроризма. Чеченская трагедия -- это продукт российской истории, а не заговор глобального терроризма. Вопрос в том, когда и с кем Россия может вступить в политические переговоры для эффективного решения проблемы.

-- Насколько реален в этих условиях масштабный проект «четырех общих пространств» России и ЕС?

-- Общее экономическое пространство хорошая идея. Но, несмотря на то, что на ЕС приходится более половины объема внешней торговли России, а она сама занимает пятое место среди торговых партнеров ЕС, обе стороны пока не продвинулись дальше довольно абстрактной риторики.

Общее пространство в сфере научных исследований, образования и культуры тоже реальное дело. Евросоюз готов расширить обмен студентами и молодыми учеными, открыть для исследователей программы финансирования.

Общее пространство внутренней безопасности -- это сфера юстиции и внутренних дел, включая визовую политику, проблемы нелегальных иммигрантов, борьбу с трансграничной преступностью. Сложнейший пласт работы, но он важен, и стороны будут преодолевать трудности.

И наконец, общее пространство внешней безопасности. Проект предусматривает сотрудничество опять же в борьбе с трансграничной преступностью, в решении региональных конфликтов. С европейской стороны есть скептицизм по поводу того, насколько Россия готова к решениям, которые не совпадают с ее «державной» идеей. По мнению европейцев, в национальных интересах России, наконец, урегулировать и забыть мелкие конфликты в Приднестровье и Южной Осетии. Они отравляют атмосферу в ОБСЕ.