Знаменитый композитор, пианист и аранжировщик Шифрин родился в 1932 году в Аргентине. Его родители -- потомки выходцев из России и Италии. В США Шифрин приехал в середине 50-х по приглашению великого джазмена, пионера афро-кубинского джаза Диззи Гиллеспи. Их сотрудничество началось с того, что Гиллеспи попросил Лало написать латиноджазовую сюиту. Шифрин написал то, что теперь известно под названием Gillespiana. За свою длительную карьеру Шифрин выступал и записывался с легендарными джазовыми певицами Сарой Воэн и Эллой Фицджералд, саксофонистом Стэном Гетцем, композитором и реформатором танго Астором Пьяцоллой. Шифрин, правда, считает, что к танго имеет мало отношения, просто «если живешь в Буэнос-Айресе -- танго окружает тебя постоянно».

Широкой публике г-н Шифрин более всего известен как автор музыки к голливудским фильмам (числом около сотни, и во всех мыслимых жанрах). Как композитор он шесть раз номинировался на кинопремию «Оскар», но ни одна из статуэток ему не досталась. Зато Шифрин -- обладатель четырех «Грэмми».

Одной из самых знаменитых, «классических» работ Шифрина остается тревожная «шпионская» тема для фильма «Миссия невыполнима». Написанная в 1966 году для телевизионного сериала, она звучит во всех ремейках «Миссии» в разных аранжировках. В Москве композитор представил программу, состоящую не только из собственной музыки, но и произведений других композиторов, писавших для кино. Сам Лало называет эту концепцию «Трибьют, посвящение киномузыке».

-- На московском концерте вы исполняли знакомую нам по фильмам музыку, но в других аранжировках...

-- Концертное исполнение киномузыки должно отличаться от того, что звучит в фильме. В кино музыка часто ограничена длительностью эпизода... То есть часто тема только начинается, когда ее уже надо заканчивать. На концерте же я развиваю все свои идеи, представляя их в полном виде.

-- А как вы относитесь к переделкам темы «Миссия невыполнима» современными рок-артистами?

-- Очень хорошо! Особенно мне нравится, как ее сделали Адам Клейтон и Ларри Маллен из группы U-2. Я знаю музыкантов этой группы, и с вокалистом Боно мы даже хотели сделать совместный концерт и завершить его исполнением именно темы из «Миссии». Но мне и U-2 очень трудно состыковаться, так как мы все время в гастрольных поездках.

-- Вы учились у классика Оливье Мессиана, а также знали многих великих джазменов...

-- Да, началось все с того, что Диззи Гиллеспи пригласил меня работать с ним, и я приехал в Нью-Йорк. Он был прекрасный человек, очень веселый и добрый. Потом мне предложил контракт джазовый лейбл Verve Records, который тогда принадлежал голливудской киностудии «Метро Голдвин Мейер». Так я стал жить в США и писать музыку для кино.

-- А Майлс Дэвис?

-- Я с ним не очень-то работал, но помню его. Он тоже был человеком... с юмором. Своеобразным юмором. А многим казалось, что он грубый. Но вообще-то он мог и нагрубить!

-- А Джон Колтрейн?

-- Ну, Колтрейн был совсем другим. Он был очень вежливым. Всегда и со всеми. Помню, как-то мы все были на гастролях: оркестр Диззи, где я тогда играл, Колтрейн (который ведь в свое время тоже играл у Диззи) и Дэвис. На концертах Джон с группой выступали перед нами -- а это был как раз тот период, когда Колтрейн стал самостоятельным великим музыкантом, каким он и вошел в историю. Он заметил, что некоторые зрители во время его выступления уходят покурить. Тогда он, уже в самолете, спросил меня: «Как думаешь, почему они уходят?» Я осмелел и говорю: «Я могу вам сказать, но только вы не обижайтесь». Ну, кто я такой, чтобы давать советы Джону Колтрейну! Которого я тогда даже по возрасту был гораздо младше... Тем не менее я набрался наглости и выпалил: «Вы же играете одну тему сорок пять минут!» Джон задумался и говорит: «Видишь ли, мне нужно очень много времени, чтобы взлететь, но если я взлетел, то мне трудно приземлиться». Дэвис услышал этот разговор и говорит: «Приземлиться не можешь? Вынь дудку изо рта!»

-- Что вы думаете о современном джазе?

-- Например, Уинтон Марсалис -- великий музыкант. Вообще, я работаю с молодыми джазменами. Но... знаете, когда мы хоронили Диззи, меня попросили сказать какую-то речь, а я был совершенно не готов что-либо говорить. Поэтому сказал то, что думал: Диззи был необычный музыкант, через его «угловатые» партии сам Господь Бог разговаривал с нами. Поэтому нельзя и невозможно просто копировать Гиллеспи, надо развивать то, что он принес нам. Так что я очень хорошо отношусь к тем молодым джазменам, которые ищут что-то новое.