Идентификация, заявленная одной из тем Фотобиеннале, была главной надеждой. Модный тренд, особенно актуальный, когда действительность сложна, а маленькому человеку некуда податься, должен был вместить все: разборчивых французов, долгожданных иранцев, загадочных финнов. Экстравагантного Мартина Парра и еще более экстравагантную Орлан. Экстатичного Демоса и элегантного Гибсона. Наших резковатых умников и скучноватых пейзажистов.

Постановкой вопроса должна была стать выставка FNAC, французского национального фонда современного искусства, «В поисках идентичности» в «Новом Манеже». На всех предыдущих биеннале эта организация баловала высочайшим уровнем отбора произведений. Ныне тема разработана тщательно, а вот с шедеврами оказалось «не очень». Зато включили много работ «наших авторов». Лестно, конечно, что многократно на разных выставках виденные шапки Ольги Чернышевой вписались в интернациональный контекст как способ самоутверждения с помощью одежды, что французы отметили нерядового самоидентификатора Монро. Но хотелось большего. Бледноватую выставку не спасли ни взаимные портреты Энди Уорхола и Роберта Мэплторпа, ни знакомые работы Ширин Нишат и Сейду Кейта, прошедшие по разряду религиозно-национального колорита, ни умные высказывания о разности и одинаковости, обозначенные бегло и не слишком выразительно.

Зато отлично идентифицировались иранцы в Центральном Доме художника. Знаменитый кинорежиссер и фотограф Аббас Киаростами показал невероятной красоты пейзажи. Таких красок не может быть, таким Востоком не пугают, а соблазняют. Здесь небо, земля и дерево -- единое одухотворенное целое. Еще одна знаменитая иранка -- виртуозно владеющая западным языком описания восточной экзотики Ширин Нишат -- представлена известной и эффектной серией «Женщины Аллаха». Женские лица и руки, испещренные арабскими письменами, производят неизменно сильное впечатление. Еще прекраснее -- история о женщинах у моря. Закутанные в черные одежды, организованные непонятным массовым действом, загадочные порабощенные женщины в паранджах так прекрасны, что хочется немедленно сделаться такой же -- анонимной и безответной. Менее известная Шади Гадириан, первая иранская женщина, допущенная к учебе в тегеранском университете, добавляет в западно-восточный коктейль еще и время. В старинных декорациях юные, традиционно одетые девушки позируют с предметами интернациональными: велосипедами, магнитофонами, мотоциклетными шлемами, гитарами. Отдельные части рассказа оттеняют друг друга, загадочное смешивается со знакомым, но не взбалтывается. Вместо вишенки -- паранджа. Еще одно иранское украшение -- Садег Тарифкан с серией «Жертвоприношение», лаконичной историей об острых кинжалах, красных одеждах и прекрасных людях без лиц. Жертвоприношение для Тарифкана не только легендарные тексты, но и сильные впечатления детства -- рассказы об обрядах, где верующие ранили себя ножами, проливая кровь за честь и славу пророка Хусейна. К иранцам хорошо легла француженка Орлан, за неимением природной экзотики сращивающая себя с африканскими масками. Не все крайности на Востоке. Сохранились они и в Европе. Об этом -- экстатический проект греческого фотографа Джона Демоса «В преддверии ада и рая». Европейская антропология существует в средневековом воздухе, сохранившемся в религиозных обрядах, праздниках, быте.

Европейский взгляд на проблему лучше всего представлен на выставках в Галерее искусств Зураба Церетели. Тут оказались рядом «Близнецы» Мэри Эллен Марк, признанной одной из лучших американских женщин-фотографов, и «Европа, о-ля-ля!» Мартина Парра. Близнецам, многократно и разнообразно использованным мировой фотографией, Марк посвятила серию из восьмидесяти снимков. В Москве -- почти премьера. Максимальное сходство, минимальное различие -- одинаковые люди, совсем молодые и очень старые, живут совершенно отдельно, иногда даже женятся на «своих», за инвалидами-близнецами ухаживают «близнецы-сиделки». Пока в двойниках глаз судорожно ищет отличия -- главное ускользает.

Королем российского самоопределения оказался Вадик Монро -- в образах Орловой, Мерилин Монро, Эндри Уорхола («Звездный выбор»); менее удачно получился Достоевский в Баден-Бадене. Проход же переодетого Монро на выставку в Ермолаевском переулке по силе высказывания может соперничать лишь с убойной силы участием в Фотобиеннале Зураба Церетели -- практически всеми имеющимися залами. Так Церетели почти идентифицировался с современным искусством, хорошей фотографией и всем прекрасным и прогрессивным, что у нас есть. Собственные работы мастера, увиденные по такому случаю художественной общественностью большей частью впервые, потрясали не менее работ соседствующих знаменитостей. Увы, идентификация Москвы не предполагает залов для серьезных выставок, соответствующих мировым стандартам и свободных от диковин.