Есть такой старый анекдот. Аляповатая ярмарочная афиша в провинциальном городе гласит: «Уважаемая публика! Только у нас! Невиданный урод человеческой природы -- женщина с бородой, без груди и с членом!»

Собираясь на премьеру «Нирваны», я больше всего боялся, что герои спектакля будут через каждую секунду называть друг друга «Курт» и «Кортни» и произносить известное американское ругательство. С последним обошлось. Но легендарные имена мелькают в каждой реплике. Видимо, чтобы зритель не забыл, кто перед ним. Потому что грим условен, декорации -- тоже. Первый акт проходит как бы в зрительном зале -- на сцене стоят ряды театральных кресел. Они изображают то сцену, то Абердин, то Сиэтл, то «дом мистера Кобейна». Реплики же, задуманные как саркастичные и смешные, оказались банальными, а юмор -- предсказуемым (вроде: «Главная эрогенная зона -- ее нет ни у одного из жителей Абердина, ни у женщин, ни у мужчин. Это -- мозг!»). Надо отдать должное исполнителю главной роли Найку Борзову: не являясь актером, говорить со сцены он не умеет, его временами почти не слышно, но он хотя бы и не пытается играть, просто бормочет реплики знакомым борзовским саркастичным голосом. И оказывается самым органичным.

Найк сказал, что «Грымов ставит спектакль по-киношному». Увы, это так. Режиссер словно не понимает, что перед ним живые актеры в реальном времени, и вовсю «монтирует» время повествования, воспоминания, флешбеки и так далее. Даже «закадровый текст» присутствует. Спектакль начинается с самоубийства главного героя в городе Сиэтл. Потом резко (монтаж!) переносится в юность, в город Абердин. Пикантная деталь -- юный Керт, оказывается, был «голубым» и вроде как даже этим подрабатывал. Ни в одном источнике вы не найдете этих сведений, при том что грязи на лидера Nirvana было вылито предостаточно. В женском платье Керт по сцене ходил (запечатлено на фото) и с Крисом Новоселиком на сцене целовался. Но никому даже в те годы, в начале 90-х, не приходило в голову принимать эти эскапады всерьез. Однако автор пьесы (М. Трофименко) зачем-то решил разыграть эту карту. Зачем -- непонятно, дальше тема не развивается. Так же откровенно в никуда ведут многие мизансцены -- пляшущие Микки-Маусы, Керт на кресте... Единственная удачная находка -- «ребенок» из пены. Что вынуждает героев обращаться с таким хрупким созданием по-настоящему осторожно.

Кстати, скандальная статья в одном из американских таблоидов «Ребенок рок-звезд стал наркоманом до рождения» действительно была, проиллюстрированная фотографиями недоношенного ребенка и грязных-нечесаных супругов Кобейн с ну очень косыми глазами. То, что ребенок там был «не тот», а фото четы -- старым и каким-то случайным, было доказано чуть ли не сразу же по выходе материала, который тоже стал частью мифа Nirvana, но фальшивкой от этого быть не перестал. Так о чем же речь? О том, что нельзя обзаводиться потомством, страдая от героиновой зависимости? А Кобейн -- просто материал для пропаганды, и факты его трудной судьбы не грех, по мнению режиссера, и передернуть?

Финал оказался столь пошлым, что и не догадаться: Кобейн, оказывается, фальсифицировал свою смерть и уехал в Орегон за спокойной жизнью. Зал рыдает, аплодирует в такт песни Smells Like Teen Spirit, юные «курткобейны» разных полов победительно смотрят на пришедших с ними родителей: вот оно, искусство, синтез «ракенрола» с театром.

На театральных подмостках -- «кино класса B», история -- условна, неточностей -- море, пафос -- неимоверен. Ляпов тут -- миллион. Так, завидующая чужому успеху Кортни Лав (эдакий «Сальери» по-грымовски) слушает песню Мадонны... Hollywood. Нимало, видимо, не подозревая о том, что песня эта вышла на десять лет позже описываемых событий. О состоянии новорожденной дочери Кобейна отцу сообщают: «Три килограмма, сорок семь сантиметров». Кобейн радуется, хотя по идее не должен даже понять смысла этих цифр: в Америке рост меряют в футах, а вес -- в фунтах. Условность, конечно, но вот эти «сорок семь сантиметров» звучат фальшиво, как какие-нибудь «виски с содовыми» и «шерри-бренди» из советских фильмов с прибалтийскими актерами в роли американских шпионов. «Музыкальная» история очень приблизительна, условна, «человеческая» -- просто банальна и не прописана. Одно выдают за другое -- как того мужика из процитированного ранее анекдота ушлые базарные циркачи выдавали за «невиданно уродливую женщину».

Один из героев, уговаривая Керта создать группу, произносит умную фразу: «Название -- половина успеха». А что за название у этого спектакля? Так что половина успеха ему все-таки обеспечена.