В зале Государственных архивов на Пироговке открылась очередная выставка: после подробной истории о последнем годе жизни Сталина, 1953-м, архив обратился к началу советской истории и предложил вниманию зрителя одну из самых ярких акций (как профессионально назвал ее архивист из ФСБ, операций) «ранних» большевиков. Выставка называется «Философский пароход. О высылке интеллигенции в 1922 году». Тему предложил Архив ФСБ, в выставке участвовали Российский государственный архив, архивы социально политической истории России, президента России, литературы и искусства и примкнувший к ним музей общества «Мемориал». Для выставки собирали разрозненные обрывки и осколки истории, которые долго хранили в тайне, пока не пришло время собирать камни и складывать картины. Много кусочков утеряно, но и оставшихся довольно для впечатлительного зрителя.

Каждый пореволюционный год был велик и страшен по-своему. И 1922-й дал много материала для выставки: фотографии голодающих детей, декреты большевистской власти о новой экономической политике и изъятии церковных ценностей, яркие супрематические плакаты Вхутемаса, окаменевшие крошечные пайки хлеба, смешанного с грязью и землей, выцветшая переписка чиновников о суде над эсерами. Из представленного видно, что жизнь буквально била ключом, непосредственно по голове широких трудящихся масс. Интеллигенция же, как ей и положено было, создавала научные общества, писала умные доклады, издавала книги. Особенного вреда для новой власти все эти книжки да бумажки, как теперь кажется, не представляли. Если могли рекомендовать присоединить к процессу над эсерами и тех, кто давно перековался в большевиков (еще без имен, так, в качестве рабочей идеи), то уж с забастовками врачей в Хамовническом районе и контрреволюционными «восхвалениями земской медицины» справлялись без труда. И все же «мнимобеспартийная буржуазно-демократическая интеллигенция» отвлекала внимание занятых государственным строительством большевиков. Интерес, который проявляли к ученым и профессорам, овеществлен папками с заведенными на них делами, многочисленными «исправленными и дополненными» списками на высылку, бумажками с ходатайствами и прочей делопроизводственной ерундой. Из нее следует, что к операции по высылке пары сотен «писателей и профессоров, помогавших контрреволюции» (цитата из письма Ленина к Дзержинскому, положившего начало этой истории), готовились хоть и тихо, но тщательно, даже деньги тратили -- на визы, фрахт двух пароходов и даже на железнодорожные билеты. В списках, набитых на машинке (аппарат представлен тут же), чернильные пометки: кого высылают со свободы, кого из-под ареста, кого не нашли, кого решили помиловать, оставить (то в качестве уникального специалиста, то по тайному ходатайству органов). Жизненные перспективы избегших высылки скромно, но эффектно живописуют экспонаты, предоставленные музеем «Мемориала»: тюремная утварь (миска, кружка, ложка), карандашные зарисовочки лагерного быта. Трудно не согласиться с Львом Троцким, что высылка интеллигенции, по сути, была актом гуманным (Троцкий в интервью «Известиям» от 30 августа 1922 года мотивировал это мнение тем, что иначе, при обострении ситуации, пришлось бы всех просто уничтожить.) Судьбы иных из покинувших родину представлены на выставке довольно подробно (фотографии, книги, иногда переписка о возвращении на родину). О других -- ни слова. Увы, нет и информации о тех несчастных, кому удалось остаться: писателе Замятине и ученом Кондратьеве, например. Размеры скромного зала Государственных архивов заставили оборвать историю на полуслове. Но напоследок она нам подмигнула: спонсором выставки выступил ЮКОС.