«Освободи меня от времени, пространства и числа» называлась композиция екатеринбургской художницы Ольги Паутовой, прославившейся в качестве оформителя спектаклей Татьяны Багановой, а ныне решившей сделать и свой собственный танцевальный проект. Эту вычурную фразу можно без запинки сделать девизом проходящего в Москве во второй раз фестиваля современного танца «ЦЕХ» -- его участники часто не чувствовали сценического пространства и систематически изливали свои сочинения вдвое дольше, чем это мог вытерпеть даже самый благожелательный зритель. Но в балансирующем на грани любительщины и периодически в нее сваливающемся «ЦЕХе» полыхал живой огонь; зал арендованного Театра мимики и жеста заполняли продвинутые студенты; и фестиваль, подводящий итоги самого бедного года в российском contemporary dance, неожиданно внушал уверенность в том, что с современным танцем в стране все еще будет в порядке.

Вынужденные зарабатывать чем ни попадя адепты contemporary dance (до похожей на французскую системы государственной поддержки центров современного танца нам так же далеко, как экономике России в целом -- до Франции) то и дело привносили на сцену следы побочных эстрадных халтур (самарский театр «Скрим» выдал нечто под тамтамы об отношениях мужчины и женщины -- любой ночной клуб бы позавидовал). Учившиеся в традиционных студиях, где педагоги убеждены, что танец бывает только классический, эстрадный и народный, актеры впадали в сарафанные страдания (сплошь и рядом). В дни фестиваля вышел номер журнала «Балет», что в профессиональном сообществе имеет репутацию газеты «Завтра», -- кто-то из вечно вчерашних там утверждал, что Борис Эйфман тоже занимается contemporary dance. Критики переживали за профессию. А танцовщики хохотали.

Потому что среди сложенных на авансцене дров вил свое «Гнездо Чу» худрук театра «Кинетик» и одновременно артдиректор фестиваля Александр Пепеляев. Закутанный в лохмотья гибрид бомжа с потрепанной вороной (клюв, правда, был скорее аистиный) помыкал тремя девицами, жаждал любви и буйствовал, требуя покорности. Ольга Паутова экспериментировала с обликом своих танцовщиков, меняя силуэты с помощью радужных вееров. («Весна священная» стала лишь сопровождением яркого дефиле -- но вряд ли Стравинский протестовал бы, увидев эти костюмы, превращающие человека то в бабочку, то в бархан в пустыне.) Медитировали в «Проекте Александра Гиршона» его автор, Анна Гарафеева и Ирина Долголенко: держа правильную интонацию, освещали кусочки себя фонариком, переливали воду из меньшей баночки в большую и скрывались за тряпкой, не успев надоесть зрителю. Как всегда, сочиняла спектакль о бабьей доле хореограф Челябинского театра современного танца Ольга Пона -- в ее «Ожидании» строился из четырех дощечек дом с заиндевевшими окошками, и забившиеся в него девушки теплили у окна свечку. Но, как всегда, Пона виртуозно соединяла меланхолию а-ля русских мотивов и незаемный душевный полет: прикрепленные лонжами к кулисе танцовщицы просвистывали в прыжках сцену -- жалость не требовалась, ожидался восторг. (И была овация посреди спектакля, что редко бывает в contemporary dance.)

Ну и конечно, был спектакль Татьяны Багановой «Полеты во время чаепития».

Кто летает? Первый ответ -- поросенок. Игрушка с крыльями запущена по кругу в начале спектакля и остановлена в конце. Второй ответ -- и самый, должно быть, верный -- багановская фантазия. Чаепитие, несомненно, безумно. Три дивные ведьмочки с всклокоченными волосами спят в красном стручке. В глубине сцены висит парчовое (подвенечное?) платье. Артисты будут вцепляться в дуэты, ходить на корточках, обливаться водой (не просто так, а окунув голову в ведро и затем превратив шевелюру в распылитель). А мир будет страшен, незнаком и красив (костюмы опять же Ольги Паутовой). И мир будет осваиваться и принадлежать «ЦЕХу».

Насколько можно понять из списка участников феста, требование отбора не жесткая художественная концепция, а минимальный тест на вменяемость. Должно быть, в наличии представление о том, что такое современный танец (в числе слагаемых -- полная свобода самовыражения, и успех возникает тогда, когда есть что выражать). Фест получился многословный, странный и удачный. Иногда даже начинало казаться, что мы -- европейская страна.

Фото: Тарас Бурнашев