В России к бедным принято относить всех, кто имеет доходы ниже прожиточного минимума, соответствующего стоимости минимальной потребительской корзины. Причем методика ее расчета с 1991 по 2000 год менялась дважды. Первый раз -- в ноябре 1992 г., когда после либерализации цен доходы 70% населения опустились ниже уровня прожиточного минимума советского периода: тогда минимальная потребительская корзина оказалась вдвое дешевле советской. С первого квартала 2000 г. методику поменяли, а в минимальной потребительской корзине увеличились расходы на непродовольственные товары и услуги.

Но бедность -- показатель не только экономический, но и социально-культурный. В России ощущение нищеты в большинстве случаев вызывает не голод, не отсутствие жилья, а гнетущая мысль о том, что ты чужой на этом празднике жизни. И дело вовсе не в том, что снижается уровень жизни или растет безработица. Просто рядом появился класс богатых людей, получивших свое состояние в период первоначального накопления капитала благодаря близости к власти, финансовым спекуляциям и т.д. Это как в метро: ехал человек верх, и вдруг его эскалатор сломался, а соседний работает, и те, кто оказался на нем, через минуту будут наверху. А твой эскалатор когда еще починят. Или вообще пустят в обратную сторону. Другое дело если твой эскалатор просто едет чуть медленнее соседнего: есть, конечно, легкое раздражение, но оно быстро проходит, ведь все равно рано или поздно ты окажешься на том же уровне, куда некоторые счастливчики попали чуть раньше. Усиление дифференциации, когда богатые становятся богаче, а бедные беднее, вызывает у последних лишь социальную усталость и неприятие любых реформ.

Тем, кто испытывает голод и физиологическую незащищенность, можно помочь мерами социальной политики. Но совершенно неясно, как бороться с бедностью тех, кто ощущает ее с точки зрения самореализации или самоуважения.

По данным Госкомстата, в январе--сентябре 2002 г. на долю 10% населения, относящихся к самым богатым, приходилось 32% общего объема денежных доходов, а на долю 10% самых бедных -- 2,3%. В третьем квартале 2002 г. доходы ниже прожиточного минимума имели 38,7 млн россиян (27% от общей численности населения), причем у 7,5% они были менее 1 тыс. рублей. Если сравнить соотношение денежных доходов богатых и бедных, то в 1990 г. этот коэффициент равнялся 4,6, в 2000 г. -- 13,7, в 2001 г. -- 13,4. Контраст очевиден, но все не так драматично, как кажется на первый взгляд. В современном Китае, например, этот коэффициент равен 13, а в США -- 17. Однако это вовсе не мешает им успешно развиваться.

Исследования Всемирного банка свидетельствуют: чем выше темпы экономического роста, тем быстрее сокращаются масштабы бедности, и наоборот. В Юго-Восточной Азии, например, высокие темпы роста позволили с 1987 по 1998 год сократить долю людей, живущих в бедности, с 26 до 15% (с 417 млн до 278 млн человек). Китай, среднегодовые темпы роста которого с 1979 г. -- с начала рыночных реформ -- держатся в районе 9%, вывел из состояния бедности свыше 100 млн человек. А в США, как утверждает экономист Гарвардского университета Роберт Барро, именно экономический рост в среднем на 1,75% с 1890 по 1990 год сделал американцев самыми богатыми людьми в мире. Если бы темпы роста были в США на один процентный пункт ниже, уровень доходов на душу населения оказался бы таким же, как в Мексике, считает эксперт.

Однако нет правил без исключений, и соотношение между бедностью и экономическим ростом далеко не всегда сводится к формуле: если население бедное и платежеспособный спрос низок, то экономика развиваться не может, и наоборот. Есть масса возможностей обойти эту закономерность. Экспортные отрасли, например, совершенно не нуждаются в богатстве населения и высоком платежеспособном спросе на внутреннем рынке. Поэтому при бедном населении развивать их очень выгодно. В этой ситуации вполне возможен экономический рост, все показатели могут расти, но населения это не касается. Но бесконечно это продолжаться не может.

Экономический рост, наметившийся в России в 2001 г., может прекратиться, считает научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин, если не будет увеличения доходов, обусловленного ростом производительности. Альтернативой спаду, по его мнению, может служить только резкое повышение трансформации сбережений в инвестиции, а также самих инвестиций.

Эксперты Всемирного банка настроены более оптимистично. Они утверждают, что в реальном секторе российской экономики есть немало потенциальных источников долгосрочного роста. Но активизировать их можно, лишь устранив ограничения, оказывающие влияние буквально на все стороны экономики и управления. Широкомасштабный рост начнется только в том случае, если одновременно и последовательно будет решаться достаточно большое число взаимосвязанных проблем экономического управления, структурных и отраслевых реформ. А программы, реализация которой могла бы обеспечить России начало этого роста, просто не существует.