На третьем году жизни фест решил взять на себя дополнительные смысловые обязательства и составил конкурсную программу из фильмов, произведенных в копродукции.

Это, что ни говори, разумный поступок. Рассуждения о том, суждено Востоку с Западом сойтись вместе или ни за что и никогда, в девяти случаях из десяти носят отвлеченный характер, а в восьми из этих девяти бессмысленны. Плоды многословных дискуссий о классике и авангарде, как правило, не многим полезнее для умственного здоровья, что и подтвердил очередной «круглый стол», прошедший во время фестиваля.

Иное дело -- кинематографическая копродукция. Совместный способ производства помогает не только решить финансовые проблемы проекта (кино, как известно, недешевый бизнес, и международная складчина тут как нельзя кстати), но и отлить в интернациональной экономической форме содержание, которое с недавних пор принято по-умному называть мультикультурным. Если, конечно, чей-то денежный вклад в чужестранный замысел не является жестом бескорыстной доброй воли и не ограничивается любезным и безвозмездным банковским переводом на дружественный счет.

Последний вариант почти наверняка имел место в процессе производства конкурсного фильма «Восточные пьесы» о современной болгарской жизни, где, как и у нас, есть место национальным конфликтам, жертвами которых становятся турки. Каким образом к этой проблематике, кроме соображений общечеловеческого порядка, причастны шведы, сделавшие вклад в финансирование «Восточных пьес», мне оставалось совершенно непонятным в течение часа, пока все не разъяснил эпизод в кафе. Один из персонажей заказывает официанту пиво и слышит в ответ, что местного нет, зато шведское -- пожалуйста, хоть залейся. Тут же воображение нарисовало скандинавского финансиста, который, устав сдерживать напор случайных знакомых -- болгарских продюсеров, соблазнявших его выгодами участия в их проекте, сдался при условии, что в драматургии найдется место шведскому пенному, -- вот оно и нашлось.

Однако это курьезный в своем простодушии случай -- все же, как правило, международные отношения завязываются в фильмах более осмысленным способом, оправдывающим причастность конкретных стран к их производству. Скажем, понятно, почему «Грусть пани Шнайедеровой» произвели именно Чехия с Албанией: события «Грусти» развиваются в начале 60-х, когда албанские власти, возмущенные советским предательством идеалов сталинизма, решили повернуться спиной ко всему соцлагерю. Жертвой этого поворота стал студент-красавчик Лехе, обучавшийся в пражской киношколе и снимавший в чешской провинции диплом о достижениях мотоциклетной промышленности. Разумеется, съемками дурной документальной агитки дело там не ограничилось, и бездушный каток тоталитаризма проехался по первому жаркому чувству черноглазого студента к тихой бледнолицей супруге местного полицейского, каковое чувство анемичный Ник Хелилай изображает весьма неубедительно, -- даром что его актерские достижения в фильме «Албанец» минувшим летом почтили призом на Московском кинофестивале.

К слову, «Грусть» вполне могла найти место в программе ММКФ-2010, который сделал разборки с социалистическим прошлым своим центральным мотивом. Но московские отборщики почему-то обошли своим вниманием фильм Эно и Пиро Милкани, и Оренбургу это оказалось на руку: он и так позвал к себе гостившую в Москве сербо-словено-франко-венгерскую «Клятву», а множить в своем конкурсе ранее предъявленные в отечестве фильмы означало бы лишний раз зря тревожить собственную фестивальную гордость.

Правда, военная драма «Макс Манус» (Норвегия--Дания--Германия) успела даже побывать в российском прокате, и это не помешало ей не только попасть в конкурс, но и получить от возглавляемого польским актером Ежи Штуром жюри «Золотого сарматского льва», да еще и приз актеру Акселю Хенни в придачу. Впрочем, свое присутствие в нашем прокате «Макс» больше обозначил де-юре, чем заявил де-факто, поэтому никакой серьезной помехой оно стать не могло.

Голосуя за «Макса», жюри поддержало добротно исполненную ретродраму о норвежских сопротивленцах времен второй мировой и о том, как обходится война с чувствами и судьбами молодых людей. Занятно, что год назад оренбургское жюри во главе с Арво Ихо тоже отметило главным призом норвежский фильм -- «Томми в аду», и я был бы рад вскрыть упрятанный в этой рифме тайный геополитический сюжет, если бы понимал, в чем он заключается.

В прошлогоднем фильме подросток Томми искал себя в мирных обстоятельствах и в отношениях с друзьями, среди которых обнаруживались китайцы и арабы. Здесь двадцатилетний Макс взрослеет на войне, занимаясь подрывной деятельностью в порту бок о бок с другими юными норвежцами, а немецкое участие в производстве фильма мотивировано тем, что родина Макса стонет под гнетом фашистской Германии.

«Макс Манус» хорош ровно настолько, насколько лишен каких-либо амбиций, кроме желания внятно рассказать далеко не новую, вполне предсказуемую, но неглупую, невульгарную и честную историю. В необходимости выводить его в безоговорочные оренбургские лидеры были уверены далеко не все члены жюри, но пан Штур великодушно отказался от права на второй председательский голос, и в результате франко-китайско-корейская драма «Река Думан», имевшая среди судей свою партию сторонников, осталась только с призами режиссеру Чжангу Лу и актрисе Ли Янглинн, хотя эта история северокорейских иммигрантов исполнена, конечно же, изысканнее, чем прямодушный норвежский «Макс». Несомненными достоинствами обладает и «Она китаянка» (Германия--Франция--Великобритания), но эти достоинства уже были отмечены «Золотым леопардом» в Локарно, что почти наверняка отпугнуло жюри, которое поостереглось ставить оренбургского «льва» в хвост к швейцарскому хищнику: смешно, мол. Ну и напрасно. В «Китаянке», кстати, мультикультурное содержание довольно ловко внедрено в простенький сюжет: главная героиня, диковатая девочка себе на уме, пережив на родине короткий бурный роман с криминальным типом, после гибели бой-френда перебирается на его деньги в Британию, где сначала фиктивно выходит замуж за дряхлого педагога, а затем щедро дарит нерастраченные чувства приезжему индусу. В общем, получается, что Восток в грош не ставит малосильный Запад и готов его терпеть только как ресурс, помогающий ему обделывать свои дела. Уж не знаю, насколько такой вывод близок сердцу фестиваля в Оренбурге, который, несомненно, следует признать удачно выбранным местом для установки «испытательного стенда» копродукции.

За кандидатуру Оренбурга проголосовали история с географией: русский город, построенный на пограничье Европы и Азии, казахских степей и башкирских земель, в 1920-е годы, подавая всему миру положительный пример интернационализма, успел поработать столицей Киргизской АССР. А нынче в Оренбуржье проживает почти сотня разных национальностей и этносов -- в общем, фестивальный адрес был выбран президентом Татьяной Воронецкой со смыслом. За насыщение фестивальных полок достойным товаром отвечал, как и прежде, киновед Сергей Лаврентьев, который выставил на конкурс 11 фильмов, сделанных сообща 20 странами в разных производственных сочетаниях.

Назвать эту программу коллекцией отборных, один к одному, перлов киноискусства не повернется язык и у самого благожелательного зрителя, но Оренбургу стоит утешиться тем, что на безупречную коллекцию не тянет ни каннская, ни венецианская программа, не говоря уже о берлинской, так что фундаментальных поводов для расстройства нет. Есть повод для пожеланий, и я им воспользуюсь, посоветовав в будущем по возможности воздерживаться от приглашения в конкурс фильмов вроде «Виски с молоком», польза от которого была только одна и весьма условная: он заполнил российскую графу в сводной фестивальной таблице сделанных в копродукции фильмов. Вроде как неудобно стране-устроительнице не показать свой товар лицом. На самом деле это стыд ложный, более того, гораздо неудобнее отечественному кино представать в таком виде, какой ему придал дельный продюсер Александр Михайлов, несколько лет назад предположивший, что он еще и режиссер, сам себе успешно доказавший обратное дебютным «Блюзом осенних листьев», но зачем-то выступивший с новыми публичными доказательствами.

Правда, еще одним -- опять же условным -- аргументом фестиваля в пользу этого российско-польского алкогольного коктейля с похмельным исходом могли быть его притязания на глубокомысленную притчу, что при остром желании допустимо квалифицировать как причастность автора к напряженным авангардным поискам в области формы. О таковых поисках фестиваль забывать не должен -- все же имя обязывает. Однако главным достижением отечественного киноавангарда стали для меня материалы к фильму Марлена Хуциева «Невечерняя». Это история в двух главах о двух встречах Чехова и Толстого, оба раза в связи с болезнью: сначала Толстой навещает хворающего Чехова в московской больничной палате, затем Чехов в Ялте наносит визит занемогшему Толстому. О «Невечерней» стоит говорить подробно, не впроброс в фестивальном отчете: о том, как существуют в кадре Михаил Пахоменко (в первую очередь) и Владислав Ветров, о совершенно фантастическом эффекте добытой откуда-то хроники (при этом никакого привкуса стилизации), о безыскусности разом мощного и тончайшего искусства и о совершенной магии кино, которая, боюсь, может быть, если не погублена, то подпорчена попытками превратить эти фрагменты в цельное изделие. Лучше бы им оставаться фрагментами -- в них самих заключена гораздо более существенная цельность. «Материалы к фильму» -- авангардный жанр, и едва ли он чужд человеку, определившему лицо советского кино 60-х и через полвека доказавшему, что крупный дар с годами покидает только того, кто этого заслуживает.