Вчера исполнилось бы 130 лет балерине Матильде Кшесинской.У нее был небольшой подъем и скромный рост («маленькой Кшесинской» называл ее в дневнике любимый Ники). Прыжок был невысок, и технической точностью она могла запросто пренебречь ради драматической выразительности танца, что в Петербурге всегда считалось страшным грехом. Но ее редкостная карьера состоялась не столько потому, что присутствовавший на выпускных экзаменах Театрального училища Александр III на обеде пригласил отличившуюся танцовщицу сесть рядом с ним и наследником престола, а парочка проявила друг к другу мгновенный интерес. Девушка из балетной семьи (отец слыл лучшим исполнителем мазурки в России, а с возрастом перешел на мимические роли) ценила особ из царствующей фамилии (с тремя затем по очереди были романы, еще несколько кружились на орбите), любила бутерброды с икрой и могла заказать специальный поезд для устройства пикника, но в репетиционном зале была работницей, а не содержанкой, и то, что она первая и единственная, доказывала прежде всего на сцене. (Училище, между прочим, она окончила с первой наградой, получив Полное собрание сочинений Лермонтова.)

Рецензенты воспевали ее пируэты и заноски -- Кшесинская вращалась вокруг своей оси стремительно и легко, ноги на небольшой высоте четко стригли воздух. Она первая из русских балерин освоила итальянский трюк -- 32 фуэте, и чеканила его не сходя с места. Но более всего хвалили ее актерский талант -- в «Дочери фараона», где Аспиччия принимала драматическое решение броситься в Нил от домогательств нежеланного жениха; в «Эсмеральде», где мучимая ревностью цыганка должна была танцевать перед счастливой соперницей. Эти два балета были «собственностью» Кшесинской -- в те времена в Петербурге существовал обычай закреплять за балериной спектакли, и ввести новую исполнительницу в них можно было только с согласия примы. А поскольку через десять лет работы в театре Кшесинской принадлежали права на большую половину репертуара, то и определяла репертуар она, а не дирекция императорских театров. Что дирекцию (а именно директора -- князя Сергея Волконского) страшно раздражало.

В конце концов уволиться пришлось директору -- после того как он в приказе объявил балерине пустячный штраф за несанкционированное изменение костюма, последовало высочайшее распоряжение этот штраф снять. (При расставании с Ники перед его женитьбой на Алисе Гессенской Кшесинская получила право всегда называть его на «ты» и с просьбами обращаться напрямую; балерина нечасто пользовалась этим сверхоружием в театральных интригах, но когда задевали ее самолюбие -- превышала необходимую оборону.) После чего Кшесинская сама ушла из труппы -- но очень хитро. Не будучи связанной никакими обязательствами, устраивая личные гастроли по Европе, она тем не менее сохраняла «право собственности», и уже новому директору -- Теляковскому -- пришлось проявить чудеса дипломатии, чтобы в театре лучшие спектакли шли не только раз в год, когда балерина заедет в Петербург и захочет станцевать «свой» спектакль.

Но совсем выжить из России Кшесинскую удалось только большевикам. Она была патриоткой (в разгар японской войны хотела устроить специальное турне русского балета по Европе -- для сбора средств армии), но не выдержала, увидев на Коллонтай свою горностаевую шубку из разграбленного особняка. В эмиграции она дожила до 99 лет, писала мемуары и учила балету французов. И вышла в конце концов замуж за одного из Романовых, став княгиней Романовой-Красинской.