Почти наверняка этого нестарого и вполне успешного литератора (Эван Макгрегор) как-то назвали при рождении и его имя вписано во все необходимые документы и метрики. Но, похоже, он и сам уже давно забыл, как его зовут: во всяком случае, на обложках самых успешных его книг стоят совсем другие фамилии. Он Призрак, «литературный негр», доводящий до ума воспоминания больших людей, пишущий за генералов и политиков, и немало преуспевший в этом, возможно, не самом достойном, но куда как прибыльном бизнесе. Сегодня на повестке дня у него предложение, от которого откажется разве что безумец: необходимо за очень приличные деньги переписать мемуары бывшего премьер-министра Великобритании Адама Лэнга (Пирс Броснан).

Однако довольно скоро выясняется, что безумцем можно с не меньшей вероятностью считать и того, кто решил ввязаться в это предприятие. Как раз в тот момент, когда Призрак прибывает в резиденцию Лэнгов на острове где-то на востоке США, экс-премьер оказывается в эпицентре международного скандала. Отставнику предъявлено обвинение в том, что он санкционировал незаконную выдачу ЦРУ подозреваемых в терроризме, далеко не все из которых дожили до суда. Дело пахнет трибуналом, экстрадицией и прочими малоприятными вещами. Да вдобавок предшественник Призрака, еще один «дух пера», по фамилии Макэра, занимавшийся книгой экс-премьера, погиб в результате на редкость подозрительного инцидента на пароме...

Но что делать, путей к отступлению нет, и Призрак начинает шлифовать скуловоротные строки премьерских воспоминаний, параллельно пытаясь провести собственное расследование, выяснить, что же на самом деле произошло с Макэрой, и заодно вступая в странные отношения с женой Лэнга Рут (Оливия Уильямс).

В качестве основы для своей очередной (шестой подряд начиная с 1992 года) экранизации Роман Поланский выбрал одноименный роман Ричарда Харриса -- автора, неплохо известного у нас как собственно по книгам, так и, пожалуй, даже в большей степени по их средней руки переложениям для экрана, в основном телевизионного. Автор не самый гениальный в мире (в любом случае ему почти наверняка имеет смысл предпочесть однофамильца Томаса, создателя Ганнибала Лектера), но тем не менее довольно интересный. Если не считать его исторических романов из времен Римской империи, то бестселлеры Харриса при всем их кажущемся разнообразии довольно похожи. Следователь в победившей (по авторскому допущению) нацистской Германии 60-х годов обнаруживает доказательства преступлений рейха против человечности («Фатерлянд»); английские военные криптографы бьются над разгадкой сложнейшего кода фашистской шифровальной машины («Энигма»); в России обнаруживаются неизвестные личные записи Сталина, а позднее и его вполне настоящий «наследник по прямой» («Архангел»)... Если же вспомнить, что еще до начала активной карьеры беллетриста Харрис принимал участие в телепроекте «Продать Гитлера», посвященном одной из самых громких фальсификаций ХХ века -- обнаружению и обнародованию фальшивых дневников фюрера, основная тема вырисовывается достаточно четко. «Призрак» не исключение: нелицеприятная истина и здесь до последнего момента скрывается в том, «что написано пером», лживым блеском бутылочного осколка мерцает в мелочах и деталях, отчаянно не желает выходить наружу, а когда все-таки больше не может таиться, то безжалостно уничтожает тех, кто вытащил ее на свет.

Сведущие в европейской политике наверняка обнаружат явное сходство происходящего в «Призраке» с реальной историей бывшего британского премьера Тони Блэра, но сам Харрис утверждает, что его герой -- образ собирательный, «универсальная политическая фигура». И это, пожалуй, справедливо. Если бы было можно преодолеть неизбежные условности, то Адам Лэнг вполне мог бы, как и главный герой, оставаться безымянным на протяжении всего действия.

Казалось бы, Поланский неизбежно должен был уйти в данном случае в предельную условность, сосредоточиться на чистом саспенсе, превратить флэшку с рукописью в типичный хичкоковский «макгаффин». Или двинуться в чистую метафизику: весьма соблазнительным выглядел бы, пожалуй, вариант, в котором Призрак и его погибший коллега в результате оказались бы одним и тем же человеком, а история в целом -- своего рода «путешествием с мертвецом», очередной вариацией на тему «Случая на мосту через Совиный ручей» Амброза Бирса, этаким триллером post mortem. Тем более что в свое время режиссер уже справился с подобной задачей: в киноверсии пьесы Ариэля Дорфмана «Смерть и дева» (1994), где тоже не обошлось без большой политики, он вышел на абсолютно метафизические высоты -- и никаких признаков кислородного голодания не было и в помине. Но на сей раз ничего подобного не случилось.

История, пусть абсолютно блистательно поставленная (приз Берлинского фестиваля за лучшую режиссуру достался Поланскому в этом году на двести процентов заслуженно и совершенно не выглядел почетной наградой за выслугу лет), отменно сыгранная, снятая Павлом Эдельманом (выдвигавшимся на «Оскара» за «Пианиста») настолько совершенно, насколько это вообще возможно, так и остается остросоциальным политическим триллером, найти в котором высший смысл, второй план и скрытое послание, конечно, можно, но, похоже, это так и останется рядовым упражнением в конспирологии. Несмотря на конденсирующуюся на экране тревогу, которая воздействует на организм зрителя вполне физически, закадрового хохота князя мира (без которого ни один фильм Поланского не обходился) можно и не расслышать. Или обнаружитьё что это и впрямь не более чем атмосферные явления. Так что абсолютно неожиданным образом наиболее инфернальным в «Призраке» оказывается в самом начале образ издателя Джона Мэддокса, которого сыграл наголо бритый и совершенно в первые секунды неузнаваемый Джеймс Белуши. Практически вышедший в тираж комик неожиданно демонстрирует в своей почти что эпизодической роли такую «симпатию к дьяволу», что кожа покрывается мурашками размером с жука-носорога. В то время как почти все остальное не более, увы, чем озноб, вызванный работающим где-то под потолком кондиционером.