Нынешний Чеховский фестиваль движется зигзагом от удачи к провалу, вверх-вниз, как кардиограмма больного. Юбилейный смотр постановок по Чехову уже дошел до середины, но пока есть впечатление: спектакли, что были задуманы и спродюсированы фестивалем, свежи и интересны, а прочие везут лишь для того, чтобы придать объем программе. Удивительно, что и публика, всегда доверявшая Чеховскому, ходит вяло: на спектаклях неведомых москвичам режиссеров и театров полупустые залы. Как видно, репутации даже такого мощного феста, как Чеховский, недостаточно, чтобы без специальной раскрутки новых имен собирать зал.

Впрочем, глядя на дыры, зияющие в партере на испанском «Платонове», думаешь: ну и слава богу, к чему москвичам тратить хороший летний вечер на спектакль, не отличающийся от множества посредственных московских?

Постановка из Национального драматического центра Мадрида режиссера Херардо Веры фестивалем представляется как нечто особенное, цитаты из испанских газет говорят даже о гениальности. Но это понятно -- реклама. И все же я допускаю, что для переживающего не лучшие времена испанского театра массивный, исполненный в психологическом духе спектакль Веры -- достижение и, может быть, даже лучшая из идущих сегодня постановок по Чехову. Но смотреть его от этого не увлекательнее.

Вера ставит своего «Платонова» в сукнах и проекциях, как нынче принято: на задник и боковые полотнища проецируют темный сад, закрытые жалюзи окон, рельсы, дождь. Герои ходят в костюмах, намекающих на современность. В остальном спектакль похож на тысячу уже виденных скучных чеховских постановок, играемых в вялом темпе и унылом тоне. «Люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки» и далее, по словам Треплева, «из пошлых картин и фраз стараются выудить мораль -- маленькую, удобопонятную, полезную в домашнем обиходе».

Сам Платонов (Пера Аркильюе), «красивый толстый парниша» с обязательной для сегодняшнего плейбоя щетиной, -- набриолиненный самодовольный пошляк. То, что главный герой, вокруг которого крутится все действие и в которого влюблены все женщины, выглядит таким низким и мелким, могло бы быть трактовкой и неожиданно повернуть пьесу. Но не стало -- актер всерьез витийствует, ревет и изображает неизвестно чем вызванные страдания, а дамы, включая неожиданно красивую и молодую генеральшу с локонами (Моника Лопес), почему-то вешаются ему на шею. Есть в постановке и «русское» -- гармонь, пляски, странная традиция, выпив, швырять рюмки об пол и подпоясанная красная рубаха разбойника Осипа, который, изображая низость, рычит и ходит враскорячку. В общем, это стандартное произведение без свойств, поставленное без ясных причин и целей, которое невозможно ни ругать, ни хвалить, ни описывать. На котором одни зрители зевают, другие разочарованно выходят из зала прямо во время действия, а третьи ловят каждое слово, а потом уважительно аплодируют, считая, что настоящий Чехов и должен быть скучным. Но ни те, ни другие, ни третьи, выйдя из театра, потом не вспомнят ни одного лица, ни одной интонации из испанского «Платонова».

Следующим на Чеховском фестивале будет спектакль «Шерри-Бренди» очень любимого в Москве и действительно чудесного хореографа, режиссера и танцора Жозефа Наджа. Есть шанс, что на зигзагообразном графике Чеховского, где унылый «Платонов» следовал за восторженно принятой «Донкой» Финци Паска, случится новый взлет.