|
|
N°96, 04 июня 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
«Дурацкая традиция, и я ее нарушил!»
Традиционный фестиваль «Усадьба. Джаз» в Архангельском успешно поддерживает удивительное реноме «интеллигентски-гламурно-хипстерского» мероприятия и самого организационно удачного опен-эйра летнего сезона. В этом году он пройдет 5--6 июня на привычной площадке в Архангельском и соберет несколько десятков участников джазовой, околоджазовой и совершенно не джазовой ориентации.
Между винтажной лавкой, индийским кафе и детской площадкой от «Ого-города» расположатся пять сцен -- «Аристократ», «Партер», «Каприз», «Лаунж» и Livejournal, расписание которых выдержано в предсказуемом стиле, элегантно, без ярких неожиданностей и в определенном соответствии с названиями. В «Лаунже» -- электронно-расслабляющее разнообразие. Площадку ЖЖ обживает клуб-театр «Мастерская», а среди хедлайнеров второго дня -- группа «Клезмастерс» и ВИА «Татьяна». В «Партере» обещает быть людно: 5-го развлекать отдыхающих призваны в числе прочих интеллигенты Сюткин и Богушевская, 6-го, под конец, -- фейерверк. «Каприз» заселит приглашенный фестиваль «Мамакабо» (среди участников -- «Несчастный случай», Сергей Манукян, Евгений Маргулис). «Аристократам» предлагается меню чуть более гурманское (подавать позвали Святослава Бэлзу): особенно привлекательно выглядит второй день со списком от «Круглого бэнда» до главной интриги -- ансамбля SymFusion Orchestra (победителя конкурса «Усадьба. Джаз» прошлого года за романтический академизм струнных в сочетании с авангардными эскападами духовых) в компании с Аркадием Шилклопером, Львом Слепнером и самым почетным фестивальным гостем индийским перкуссионистом Трилоком ГУРТУ. С уникальным музыкантом, работавшим с трубачом Доном Черри, гитаристом Джоном Маклафлином, группой Oregon, одним из тех, кто, впитав наследие индийской культуры, с готовностью использовал ее элементы, сотрудничая с западными коллегами, поговорил Григорий ДУРНОВО.
-- Известно ли вам что-нибудь о музыкантах, с которыми вы будете играть?
-- Мне известно, что я буду с ними играть.
-- Это будет полная импровизация?
-- Сомневаюсь. Импровизировать с незнакомыми людьми может быть опасно. Мы сыграем три моих произведения и, конечно, будем репетировать.
-- Как я понимаю, для вас не существует разделения на стили. Поэтому нет стиля, в котором вы точно не хотели бы играть, а есть только плохая музыка?
-- Я бы не стал употреблять слова «плохая» и «хорошая», все зависит от уровня музыканта. Не мне решать, кто хорош, а кто плох, я должен нести ответственность за себя. У вас в России столько прекрасных музыкантов, например, был Ростропович -- то, что многие его не знают, ничего не значит. Есть прекрасные африканские музыканты, о которых мало кто знает.
-- Вы когда-нибудь принадлежали к индийской традиции, к какой-либо школе?
-- На самом деле я даже толком не разбирался во всех этих традициях, школах и всегда любил перемены. Конечно, я много играл на табла, но с самого раннего детства мне нравилась разная музыка. Меня так воспитывали -- мать была потрясающей певицей, брат играл в Болливуде, и нам было неважно, кто какого вероисповедания и какой школы. Да, нас учили, но мне всегда казалось неправильным, что одна школа может быть лучше другой. Учитель говорил, кого слушать не надо, а я шел и слушал. Я и сегодня не иду на компромисс.
-- Когда и как вы впервые услышали западную музыку -- Джона Колтрейна, Джими Хендрикса?
-- Это долгая и любопытная история. Я просто впитывал любую музыку, не думая, что она приведет меня туда, где я сейчас. Мне повезло познакомиться с кругом богатых людей, парсов (к этому кругу принадлежал, например, дирижер Зубин Мета), они слушали классическую и другую западную музыку. Они спросили, играю ли я на барабанах. Я решил попробовать, у меня получилось, и уже вскоре я получил приз за исполнение песни Iron Butterfly In-a-Gadda-da-Vida. До тех пор барабанщиком мог быть только парс или католик, но не индус и не мусульманин. Вот такая существовала дурацкая традиция, и я ее нарушил! Это было в Бомбее в середине 1960-х. Я играл на улицах и слушал все, что попадалось, -- Колтрейна, Стравинского, Брамса, Хендрикса. Парсы ездили за границу и привозили всю эту музыку.
-- А сами вы когда впервые попали в Европу?
-- В 1973 году. У меня было с собой сто долларов -- большую сумму вывозить из Индии запрещалось. Приехал в Париж, и через две недели все деньги закончились. Я отправился во Франкфурт, играл на улице. Было непросто. До 1975--1976 года у меня не было своих инструментов, приходилось играть на том, что подворачивалось под руку.
-- У вас был период увлечения электронной музыкой...
-- Я много этим занимался, и всегда находились пуристы, которым это не нравилось, которые считали, что джаз и вообще музыка не должны быть коммерческими. Что значит «коммерческими»? Музыкант играет для людей, которые покупают его диски, -- чисто коммерческая деятельность. Я постоянно сталкивался с пуристами. Но всегда старался быть самим собой и рисковать, неважно, что скажут об этом журналисты. Они меня никогда не понимали. «Что там делает этот индиец? Он ведь должен играть индийскую музыку». «Нет, -- отвечал я, -- я должен играть просто музыку, и не вам указывать, что мне играть». Когда я только начинал, журналисты ничего не знали про индийскую музыку, кроме ситара. Чего же они хотели? Индийская музыка вмещала гораздо больше, чем они могли себе представить. Так как же я мог удовлетворить их требования, если они ничего не знали о том, о чем все-таки писали? Для них все ограничивалось джазом, Колтрейном и Майлзом Дэвисом, а когда появлялось что-то новое, они считали, что это плохая музыка, потому что не джаз. Так почти любая музыка -- это не джаз. Джаз в Америке, там он популярен, у него хороший маркетинг благодаря звукозаписывающим компаниям. А индийская и африканская музыка одновременно очень древняя и очень современная, но про нее никто не знал. Сейчас знают немного больше, чем знали в 1965-м. А когда у меня появлялись последователи, журналисты думали: «Как это может быть, чтобы молодые люди понимали что-то, чего не понимаем мы?» Только лет через десять они тоже начали это понимать. В этом проблема того, кто несколько опережает время: журналисты не могут ничего о нем написать.
|