Спектакль Кирилла Симонова, претендующий на национальную театральную премию в четырех номинациях («Лучший балет», «Лучшая работа хореографа», «Лучшая мужская» и «Лучшая женская роль»), вступает не только в соревнование, но в прямую полемику со спектаклем Бориса Эйфмана, показанным несколькими днями раньше. Перешагнувший в седьмой десяток Эйфман в «Онегине» живописал ужасные нравы современной молодежи и показывал, до чего может довести пьянство и гомосексуализм (рассматриваемые как два равнозначных порока), не добравшийся и до середины четвертого десятка Симонов в «Ромео и Джульетте» ринулся утверждать, что и здоровый образ жизни в тяжелые времена от крупных неприятностей не спасает.

В поставленном в Петрозаводске балете день Ромео (Анатолий Скуратов) начинается с утренней зарядки; Джульетта (Алевтина Мухортикова) бегает трусцой; кордебалет занимается аэробикой и таскает на себе доски для серфинга (однажды укладывая на сцену и пытаясь посуху поплыть). В обязательную программу входят водные процедуры: веронская толпа суетится с тазиками у большого бревна-корыта, из которого всем наливают водицы, и упоенно затем в этих тазах одновременно моется и стирает белье.

Символика проста: вода равна жизни, когда исчезает вода -- наступает смерть. После ночи любви юные герои вместе принимают душ; когда Джульетта решает умереть, она складывается в позу зародыша в душевом поддоне, а там уже не вода, а песок, пыль, прах. Вода равна крови -- в той длиннющей колоде, что исполняет функции водопровода, Ромео в драке топит Тибальта (Алексей Зарицкий), и колода наклоняется, вода вытекает, и за телом Тибальта, что тащит по сцене Ромео, тянется размазанный -- и прямо кажется, что красный, хотя в воду ничего не добавлено, -- след. Это, пожалуй, один из немногих эффектных моментов спектакля.

У Симонова, видимо, есть некоторые способности к режиссуре, но, к сожалению, никаких способностей к сочинению хореографии. Танцы однообразны и монотонны; ни одному персонажу не придумано собственного хореографического языка. Жители Вероны, выходя дружной толпой, выворачивают правую ногу, будто ставя ее перед чистильщиком обуви, затем левую и резко сгибаются, словно их кто-то пнул в поясницу; и так несколько раз. Хореограф вообще считает, что зрители не способны оценить его придумки с первого взгляда, и повторяет ситуации, комбинации и па: Меркуцио, явившийся на бал в дом Капулетти в женской юбке (да, так уже было в спектакле Раду Поклитару в Большом, но у нас век постмодернизма, потому не плагиат, а цитата), дважды запрыгивает на ручки к Тибальту; а Тибальт прежде чем затеять драку с Ромео, дважды спихивает того с табуретки.

Из хореографических изобретений Симонова следует отметить сцену, когда пришедший к Джульетте Ромео (кстати, сразу практично раздевшийся до трусов) сражается с собственной правой рукой; конечности его переплетаются, извиваются и дергаются, будто привыкшая к другой участи рука протестует против появления девушки у героя. Партия Меркуцио (именно ее исполнитель Владимир Варнава номинирован на «Маску» вместе с исполнительницей роли Джульетты) наполнена беготней, прыжками на Тибальта и кокетливой игрой юбочными складками. Для Джульетты же не придумано ничего, кроме засыпания в том душевом поддоне, где девушка выглядит как цыплячья тушка.

Да, а происходит все это где-то в подвале -- к потолку стремятся ободранные столбы, сверху падает разреженный, будто пробивающийся сквозь дырки свет. (Оформлял спектакль Эмиль Капелюш.) Бомбоубежище? Но для войны уж как-то слишком регулярно герои делают зарядку и мчатся трусцой (причем все -- и матушка Джульетты, и кормилица). И все же, видимо, война: посреди спектакля что-то бабахает и столбы угрожающе наклоняются, в финале же, перед тем как Ромео прибегает в «склеп», громыхает совсем близко и весь кордебалет падает замертво -- так свою возлюбленную среди множества трупов Ромео и находит. И стреляется, решив, что она умерла. Проснувшаяся Джульетта стреляется тоже. (Кажется, бедолага, в живот.)

Карьера Кирилла Симонова началась в Мариинке -- десять лет назад волей Валерия Гергиева юный танцовщик кордебалета был назначен сочинять хореографию в «Щелкунчике», который выпускал Михаил Шемякин. (Тогда от постановки отказался Алексей Ратманский, не сошедшийся во взглядах на искусство с любителем мясных туш и жирных мух на сцене, и надо было срочно кидать кого-то на амбразуру.) Вот так великие ломают судьбы смертных -- служил бы Симонов в кордебалете, и была бы у него небогатая, но пристойная биография артиста Мариинского театра. Но его назначили хореографом; артист поверил, что он хореограф; он получил соответствующий диплом в Академии русского балета (Вагановское училище). Теперь смотрите и не жалуйтесь.