|
|
N°54, 01 апреля 2010 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
«Катынская трагедия началась гораздо раньше 1940 года»
Директор Государственного музея политической истории России Евгений АРТЕМОВ рассказал обозревателю «Времени новостей» о том, что происходит сейчас в мемориальном комплексе «Катынь», готовящемся встретить высоких гостей.
-- Через неделю в Катынский мемориал приедут премьер-министры России и Польши -- впервые за десять лет его существования и 70 лет спустя после расстрела НКВД польских граждан. Чего вы как историк и как музейщик от этого визита ждете?
-- Идет определенный поиск сближения позиций Польши и России. Поиск основ для примирения и снятия взаимных претензий. Именно об этом говорил наш премьер-министр в августе прошлого года во время визита в Варшаву. Налаживается диалог на уровне большой политики. На уровне «народной дипломатии» музейных сотрудников, историков, общественных организаций Польши и России, занимающихся сохранением правды об этих трагических событиях, этот диалог существует давно. Это и понятно. Мемориальным комплексам «Катынь» и «Медное» в этом году исполняется десять лет. Установились прочные связи между польскими историческими музеями, общественным объединением «Катынские семьи», российским обществом «Мемориал», музейщиками и историками России. Мы ожидаем, что приезд столь высоких гостей в «Катынь» пойдет на пользу обоим мемориалам, я имею в виду и мемориал «Медное». Тем более что незавершенных проблем увековечения памяти жертв политических репрессий, и прежде всего на российской части мемориалов, еще достаточно.
-- Каких?
-- Не секрет, что после 2003 года, когда они были преобразованы из федеральных учреждений культуры в филиалы Государственного музея политической истории России, финансирование проектов создания мемориальных комплексов прекратилось. Шесть лет мы обращаемся во все инстанции, но понимание необходимости завершения создания мемориалов пока не найдено. У посетителей при посещении мемориальных комплексов создается впечатление, что власть не уважает память о трагедии своих граждан, не очень хочет об этом вспоминать. Удивляет и позиция средств массовой информации, которые много говорят о польской части катынской трагедии, происшедшей 70 лет назад, и ничего -- о тысячах наших соотечественников, погребенных в тех же ямах в 30-е годы. Катынская трагедия для россиян началась гораздо раньше 1940 года -- с середины 30-х, достигнув пика к году Большого террора -- 1937-му.
-- Позвольте мне заступиться за средства массовой информации: они транслируют то, что обсуждают в обществе или в политических кругах. Как говорится, нечего на зеркало пенять...
-- Когда эти мемориалы создавались, они были, так сказать, детищем межправительственных соглашений. И наши политики на самом высшем уровне приняли решение: международным мемориалам быть. И не случайно с самого начала планировалось создать памятники невинно загубленным жизням -- советским и польским. Но Польша свой памятник сделала, увековечив практически поименно всех расстрелянных (выявив их по данным преимущественно российских архивов), а у нас пока только серые закладные камни... Мы своими силами охраняем и содержим в порядке огромную лесистую территорию, где расположены захоронения, ведем научно-исследовательскую работу и архивный поиск, создаем Книги памяти. Научные сотрудники филиалов в Катыни и Медном делают выставки и экспозиции, обслуживают десятки тысяч российских и зарубежных посетителей, а музейная инфраструктура, предусмотренная постановлением правительства Российской федерации, так и не создана. Финансирование завершения проекта обустройства российских захоронений так и не планируется. Обществу нужна историческая правда и историческая память, во всяком случае, определенной его части. И музейная работа должна способствовать тому, чтобы внимание общества к этому трагическому периоду нашей истории было менее, я бы сказал, возбужденно-кампанейским, но более вдумчивым и постоянным. Без сохранения памяти о преступлениях сталинского режима будущим поколениям не построить гражданского общества. Правды не бывает много. Она иногда очень горька, но как лекарство лечит общество, она нужна нам ради будущего. Около 40 тыс. человек ежегодно проходит через выставки и экспозиции, акции и мероприятия, дни памяти жертв политических репрессий, которые проводятся в Катыни и Медном. Это не только и не столько потомки репрессированных, но школьники, студенты.
-- Вы контактируете с аналогичными мемориальными комплексами в других бывших республиках СССР -- с «Куропатами» в Белоруссии и «Пятихатками» на Украине?
-- Да, и два года назад мы провели совместную конференцию. Но связи трудно назвать прочными, во многом это связано с непростыми отношениями между нашими странами. Вернее, со стремлением некоторых политиков в соседних государствах рассматривать вину сталинского режима как исключительно российскую проблему и таким образом сделать эти братские могилы местом конфронтации. А правда заключается еще и в том, что в некоторых республиках, в том числе на Украине, местные партийные руководители настаивали на увеличении квот на расстрелы, спущенных из Москвы: было такое «социалистическое соревнование». Так вот, в Куропатах и в Пятихатках ситуация примерно такая же, как у нас: польские захоронения в идеальном состоянии, а наши...
-- Почему, на ваш взгляд, главной точкой, ассоциирующейся с расстрелом поляков на территории СССР, стала именно Катынь?
-- Из-за того, что фашисты в 1943 году обнаружили именно это захоронение под Смоленском и советское руководство было вынуждено провести контрпропагандистскую работу. А другие места просто не упоминались до конца 80-х годов, о них никто ничего не знал. И когда стало известно, что таких мест на территории СССР несколько, Катынь стала собирательным понятием. И с этого же времени как-то больше внимания уделялось польской составляющей трагедии -- полякам было не все равно, и за это их можно только уважать. А о своих мы как-то вполголоса говорили. Массовых захоронений наших соотечественников сотни по всему Союзу, десятки -- в России. Медное и Катынь -- частные случаи. Вот к ним и относятся как к «частным случаям»...
-- В прессе появилась информация, что в Катыни начато какое-то строительство. Кто и что строит на территории мемориального комплекса?
-- Мы сами были удивлены, когда сотрудники нашего филиала сообщили, что на территории мемориала ведутся какие-то работы. Была начата стройка, причем никаких согласований или хотя бы уведомлений мы не получали. Из источников в администрации Смоленской области мы выяснили, что возводится православный храм... Что нас в связи с этим беспокоит? Проблем здесь несколько. Вся территория мемориала -- это могилы, эксгумация проведена только на 3% массовых захоронений советских граждан. По нашему мнению, при проведении любых землеустроительных работ на территории мемориала надо быть весьма осторожным. Это, так сказать, моральная сторона дела. Юридическая тоже, мягко говоря, непонятна: землеотвода под строительство нет, территория принадлежит федеральному музею, подчиняющемуся Министерству культуры. Кроме того, эти земли признаны объектом культурного наследия, у них особый статус. Министерство никаких решений по отчуждению части мемориального комплекса не принимало и нам никаких указаний не давало. Еще один аспект: когда в конце 90-х годов шла работа по подготовке межправительственных соглашений по созданию мемориалов «Катынь» и «Медное», польская сторона ставила вопрос о возведении там небольших костелов или хотя бы католических часовен. Но это предложение не было принято российской стороной -- аргумент выдвигался весомый: здесь покоятся представители самых разных конфессий, потому неуместно возводить храм какой-то одной из них. И поляки с этим аргументом согласились. Именно потому в проектах было предусмотрено создание «межконфессионального» культового помещения, так сказать, ритуального зала, где люди разных вероисповеданий могли бы почтить память своих единоверцев. И общего, примиряющего памятника-образа.
-- Ваши филиалы ведут интенсивную музейно-научную работу. Что сейчас происходит в собственно музейно-выставочном центре Катыни?
-- Недавно открыта выставка, которая называется «1937 год. Из истории советской Смоленщины». До того работала экспозиция «Расстрел по лимиту», рассказывающая о выполнениях указа о «квотах на расстрелы» в регионах нашей страны. Нынешняя -- политический срез жизни Смоленска: итоги двух первых пятилеток, принятие демократической конституции, окончание индустриализации на фоне диктата компартии, всесилия органов НКВД и массовых репрессий. Выставка рассказывает о том, как отмечалось в Смоленске 100-летие гибели Пушкина, как узники Вяземлага строили важнейший стратегический объект -- автомагистраль Москва--Минск, где и как создавался высотный самолет БОК-I, как отразилось «дело Тухачевского» на судьбе партийного руководства области. Часть экспонатов предоставлена музею жителями Смоленской области: это документы, личные вещи, письма, газеты, значки, дневники, которые в советское время не то что публиковать или обнародовать, хранить-то было опасно... Но сохранили. Выставка получилась очень эмоционально насыщенная.
-- К десятилетнему юбилею мемориалов готовятся совместно с польскими коллегами отдельные, тематические выставки?
-- Мы с польскими коллегами и в Катыни, и в Медном договорились, что покажем сами истоки этой трагедии. Начнем с пакта Молотова -- Риббентропа, с раздела Польши. Коротко расскажем о мемориалах в Белоруссии и на Украине, покажем, так сказать, географию трагедии. Речь на этой выставке обязательно идет и о том, что происходило с советскими гражданами. То есть концепция экспозиции такова: две составляющие одной трагедии -- трагедии сталинизма. Вообще должен сказать, что и во время подготовки таких выставок, и в других совместных проектах у нас не было практически никаких разногласий с польскими коллегами, никаких разночтений в подходах. Нам всем ясно, что эти места нужно сохранить как память, как предупреждение. Я бы даже сказал, что ныне эти мемориалы объединяют российских и польских граждан -- потомков жертв репрессий. Боль на всех одна. И память тоже.
Беседовала Юлия КАНТОР, доктор исторических наук