В столице Венгрии подходит к концу ежегодный фестиваль искусств, за 30 лет ставший форумом международного уровня. Среди участников музыкальной программы лучшие дирижеры и оркестры Венгрии, ансамбли старинной музыки Il Giardino Armonico и Florilegium, певцы Майкл Чанс, Эрвин Шротт, Эмма Киркби, перкуссионистка Эвелин Глени, а также гости из России -- Юрий Башмет и «Солисты Москвы», пианист Денис Мацуев, певица Наталья Загоринская.

На открытии выступил Будапештский фестивальный оркестр (БФО) -- лучший в Венгрии, включенный журналом «Граммофон» в мировую десятку. В справедливости такой оценки московская публика убедилась летом 2009 года, на IV фестивале симфонических оркестров: музыканты молодого коллектива, созданного менее 30 лет назад, играли так, словно именно это выступление было вопросом всей их жизни. В этот раз оркестр под управлением Ивана Фишера открыл фестиваль бетховенской программой с Девятой симфонией в финале. Неделю спустя венгры исполняли Бетховена уже в нью-йоркском Линкольн-центре, где Фишер в течение четырех вечеров провел цикл бетховенских симфоний: еще одно признание венгерского исполнительского искусства.

Специальным гостем фестиваля в этом году стала Дания. Музыку Карла Нильсена, главного композитора Дании, играл Датский национальный камерный оркестр. За пульт встал Адам Фишер, родной брат Ивана, тоже всемирно известный дирижер. Адам Фишер -- музыкальный директор Венгерской государственной оперы, и тем досаднее, что оперная программа, в отличие от прошлогодней, обошлась без него.

В качестве одного из главных блюд фестивальной афиши ожидалась опера «Кавалер розы» Рихарда Штрауса в новой постановке директора Латвийской национальной оперы Андрейса Жагарса. Накануне премьеры режиссер обещал многочисленные сюрпризы, в том числе перенос действия из XVIII века в начало XX. Подобные трюки, случалось, удавались Жагарсу -- чего стоили «Леди Макбет Мценского уезда», где действие происходило в наши дни в городке Пыталово, или «Кармен» на коммунистической Кубе: перемена времени и места не противоречила духу музыки и освежала слушательское восприятие.

Ничего подобного о «Кавалере розы» сказать нельзя: не зная имени режиссера -- смелого экспериментатора, выведшего Латвийскую национальную оперу на европейский уровень, можно предположить, будто дирижер развел артистов по сцене незадолго до премьеры. Это тем более странно, что за последние годы появилась не одна яркая постановка «Кавалера розы», например, Роберта Карсена в Зальцбурге или Стефана Херхайма в Штутгарте, для соревнования с которыми нужна серьезная мотивация. Искрометный сюжет, где есть и переодевания, и любовный четырехугольник, и путаница, мог бы зазвучать по-новому, будучи перенесенным во времена накануне первой мировой войны. Но атмосфера предвоенной Вены обозначена весьма условно, и без внятного режиссерского замысла получилось утомительное зрелище, больше всего соответствующее расхожим представлениям об опере как о жанре скучном, надуманном и устаревшем.

Как подчеркивал Жагарс, в работе над «Кавалером розы» ему было важно добиться от певцов не только вокальной, но и актерской самоотдачи, будто по умолчанию это не является задачей оперного режиссера. Солисты добросовестно делают то, что предписывает либретто, и не более того. При сильном ансамбле и этого бывает достаточно, однако здесь высшего балла заслуживал лишь Ласло Светек, блистательно проведший роль женолюбивого барона Окса. Немного уступала ему Эстер Шюмеги (маршальша), создавшая убедительный образ не слишком молодой дамы, жаждущей любви. Ее возлюбленный Октавиан (одна из отсылок к «Свадьбе Фигаро», где партию юного повесы Керубино также поет женщина) -- меццо-сопрано Андреа Мелат. Она в прекрасной форме, однако трудно увидеть семнадцатилетнего юношу в артистке, которая старше персонажа в два с половиной раза. Наконец, Рита Рач в роли Софи, выбирающей между бароном и Октавианом, поет попросту неважно, и об ансамбле не может быть и речи.

«Мы предложим красочное, шумное и роскошное театральное зрелище, зачаровывающее и удивляющее каждую минуту», -- говорил постановщик. Но это лишь обещание: можно на несколько минут закрыть глаза и затем увидеть, что на сцене ничего не изменилось. Действие оживляется лишь изредка, когда прислуга вдруг начинает подушечный бой или на заднем плане за столик садится выпивать лихая компания в гимнастерках, напоминающая группу «Любэ». Основная декорация почти не меняется, в первом акте служа интерьером дома маршальши, во втором -- дома отца Софи. В третьем действии та же декорация как будто опрокинута набок, но и это напоминает «Свадьбу Фигаро» в зальцбургской постановке Клауса Гута. Глазу зацепиться почти не за что, спасает лишь музыка, особенно восхитительные сцены вручения розы и финальный терцет, который Штраус просил исполнить на своих похоронах. Главный дирижер театра Янош Ковач провел партитуру ровно и не без блеска, но отсутствие за пультом харизматичного маэстро класса Адама Фишера ощущалось, тем более что «Кавалер розы» в его репертуаре когда-то был.

Фестивальным событием меньшего масштаба, но не меньшего значения стала венгерская премьера «Четырех песен на стихи Анны Ахматовой» Дьердя Куртага -- одного из последних сочинений живого классика, написанного для солистки «Геликон-оперы» Натальи Загоринской. Как большинство опусов Куртага, цикл лаконичен -- менее четверти часа; однако вокальная музыка композитора стала мягче и лиричнее, и лишь последняя часть -- «Воронеж» -- начинается с выстрела, оглушительной сирены и барабанной дроби. Куртаг отобрал стихотворения, посвященные Пушкину, Блоку, Мандельштаму, и можно надеяться на то, что когда-нибудь это признание в любви русской поэзии прозвучит и в России.