Свой звездный час в Авиньоне наш театр пережил в 1997 году. Тогда в город, пленивший некогда пап, а теперь неизменно пленяющий театральных паломников со всего мира, высадился целый десант русских режиссеров: Петр Фоменко, Кама Гинкас, Валерий Фокин, Анатолий Васильев и примкнувший к ним Резо Габриадзе доказали, что русский театр -- это не только Станиславский с Мейерхольдом и что в наших пороховницах еще достаточно пороху. Это был первый и самый удачный выход россиян на международную театральную арену. В Авиньоне началась кратковременная мода на русских, и на следующий год фестивальные фанаты увидели продолжение русского сезона (к перечисленным выше мэтрам присоединилась Генриетта Яновская). Случай редчайший, чтобы не сказать уникальный. Французы к зарубежному театру в принципе равнодушны. И поначалу Авиньонский фестиваль (а он был основан Жаном Виларом аж в 1947 году) был никаким не международным, а исключительно французским. Спектакли «со стороны» стали появляться здесь лишь с середины 80-х, но все равно были, как правило, каплей в море французского театра. И вдруг на тебе -- такая любовь. И никакой перестройкой это не объяснишь (о ней к концу 90-х все уже забыли).

Звездный час, однако, имеет обыкновение заканчиваться. Нынче о десанте мы и мечтать не смеем. Можно, конечно, сказать: а что нам Авиньон! Свет на нем, что ли, клином сошелся? Мало на свете других престижных форумов? Но в том-то и дело, что другие форумы интересуются Россией еще меньше, чем французский. Взять, например, Эдинбург. О том, что представляет собой современный отечественный театр, там вовсе не подозревают. До офф-программы наши коллективы иногда еще добираются и даже иногда получают тамошнюю главную награду Fringe-first, но в основной программе русского драматического театра не было, кажется, со времен Товстоногова. На Wiennerfestwochen знают по большому счету одного Евгения Гришковца (на будущий год он приглашен в основную программу, а в этом с большим успехом выступал в рамках одной из спецпрограмм). Даже БИТЕФ, знаменитый белградский фестиваль, традиционно испытывающий острый интерес к русскому театру, нынче как-то к нему охладел. Русское театральное искусство с трудом вписывается в европейский контекст. О причинах этого маловдохновляющего обстоятельства стоит порассуждать отдельно, но ясно, что каждый наш выезд туда заслуживает нынче специального разговора.

В этом году Авиньон заинтересовали два явления -- Евгений Гришковец (он теперь представительствует от России повсеместно, что меня лично только радует) и «Медея-материал» Анатолия Васильева. Спектакль этот, по-моему, выдающийся. Он был показан впервые в рамках олимпиады, но событий было тогда столько, что на него толком не обратили внимания. Между тем в затянувшихся и малопродуктивных спорах о том, исписался ли Васильев, тем ли путем пошел, много ли хорошего в своих затворнических поисках напридумал (эти споры особенно обострились в связи со спорами о здании васильевского театра на Сретенке), именно «Медея-материал» может служить решающим аргументом в пользу маэстро. Именно в этом сценическом опусе, поставленном по неоконченной пьесе немецкого постмодерниста Хайнера Мюллера, васильевские поиски первоосновы жизни оказались наиболее убедительными и впечатляющими. Я бы даже сказала потрясающими.

«Медея-материал», собственно, моноспектакль. Сценография строга, даже аскетична. Деревянный помост в виде креста да экран, на котором то море, пронзаемое лучом солнца, то плывущая в нем рыба, то -- в финале, когда страсти испепелили все дотла, -- холодный и неприступный айсберг. Аксессуаров тоже немного. Несколько баночек с кремом, кусочки марли, которыми Медея облепит лицо, а потом и обнаженное тело (кажется, что изранена не только душа, но и плоть); таз, в который будет бросать все, что связывает ее с прошлым, с настоящим, с жизнью. Ближе к концу она снимет халатик и, тоже бросив в таз, подожжет. И все это -- не вставая с табурета и пристально вглядываясь в зал.

Превращение современной молодой женщины в варварку, а из нее в тот самый человеческий материал, который еще не оформлен личностно, но уже наделен душой -- вот смысл и итог спектакля Васильева. Превращение это происходит не в возвышенном мандельштамовском смысле («Останься пеной, Афродита,/ И, слово, в музыку вернись...»), а в архаически-страшном. Слово вернулось не в музыку, а в крик. Прекрасное женское тело превратилось в плоть. И именно это кричащее плотское начало оказалось «с первоосновой жизни слито».

В поисках первоосновы для Васильева, без сомнения, важен был своеобразный язык Мюллера. Эксперименты с текстом особенно занимали маэстро в последнее время. Он пытался мыслить не фразами и не периодами, а словами, включая местоимения и союзы. Текст утрачивал поэтическую кантиленность, но взамен у него появлялась особая энергия, а у каждого слова -- внеконтекстуальный смысловой объем. Пьеса Мюллера очень подходит для таких экспериментов. Это какой-то праязык, состоящий из простейших фраз и оборотов, не обрамленных знаками препинания. Сконструированная лингвистическая архаика, которую просто руки чешутся разъять на части васильевским способом.

Особых слов заслуживает исполнительница Медеи Валери Древиль. Никаких стенаний и утробных звуков, столь любимых в театре при изображении первобытных Медеиных страстей, она не использует. Она не камлает, а говорит, но ясно, что это какой-то дочеловеческий язык. Веришь ей при этом безоговорочно. Ибо в каждое слово вложено столько энергии, что эмоция передает смысл. Васильев познакомился с Древиль в начале 90-х в Париже, когда ставил в «Комеди Франсез» «Маскарад» (она играла Нину), и уже тогда стало ясно -- их сотрудничество продолжится. Что оно продолжится так, никто предсказать не мог.

Не думаю, что решающим обстоятельством при приглашении спектакля на фестиваль оказалась для французов этническая принадлежность Древиль. Скорее необычность ее сотрудничества с русским режиссером, благодаря которому французская традиция сценической рецитации обрела столь неожиданные очертания.

Паказы «Медеи» продолжатся в Авиньоне до 16 июля включительно.

О других спектаклях фестиваля читайте наши репортажи с места событий. Они появятся в ближайших номерах.