Премию Ивана Петровича Белкина получила Ульяна Гамаюн. Это значит, что лучшей повестью 2009 года высококвалифицированные арбитры (режиссер Марина Брусникина, критик Анна Кузнецова, поэт Максим Амелин, прозаик Андрей Дмитриев, председатель жюри -- Александр Архангельский) сочли «Безмолвную жизнь со старым ботинком» («Новый мир», №9). Гамаюн двадцать шесть лет, живет писательница в Днепропетровске, на церемонию награждения прибыть не смогла (ее благодарственную витиеватую речь зачитала редактор повести, прозаик Ольга Новикова).

В повести Ульяны Гамаюн читатели встретят «жовиального жуира», увидят, как «мрела и дышала лимонной мошкарой крошечная лампа», и ощутят «короткометражную тишину». Они узнают, что «и трюк, и Дюк (прозвище одного из малолетних героев. -- А.Н.) в этом трюке были неподражаемы». Что повествователь «был черной полосой в безмолвии белой горячки» деда Толи, принявшего беспризорного мальчика за умершего сына (и/или несуществующего внука) и освободившего его из трактирного рабства, отдав бутылку не лучшего первача. Что «над городом нависла собака с глазами в чайную чашку» (Андерсен далеко не единственный сочинитель, чья тень мелькает в повести Гамаюн). Что «этот синий панцирь (школьная форма. -- А.Н.) хоть и был невыносимо душен и смешон, но служил отличным камуфляжем, скрывая тугое брюшко нашей аморальности и плоский зад нашего конформизма».

Поскольку место действия -- приморское южное захолустье, имеют место своевольная стихия, буйная и чахлая растительность, базар (как все литературные базары -- с чрезвычайно старательно прописанным фруктовым и молочным рядом), борьба за право сдать комнату редкому в здешних краях пришельцу из иного мира, гротескные мелкие начальнички, кряжистые тетки и сумасшедшие старухи. Одна -- чуть менее загадочная -- на периферии истории. Другая -- неведомо откуда взявшаяся и поселившаяся в заброшенной халупе на берегу моря -- в самом ее центре. Дабы понять, что это за история, потребны некоторые усилия, но в ее многозначительной таинственности не усомнится никто. Похоже, всю жизнь повествователя (в пору действия -- вечно голодного мальца) определила эта крепко ударившая по обостренным детским чувствам непостижимая история. И участвовавшие в них персонажи -- соперничающие художники, чахоточная красавица, таинственная старуха... Что-то там было. Любовь. Искусство. Смерть. Ну и так далее...

Хорошо ли пишет Светлана Гамаюн? Я не охотник до роскошных узоров слога, бликующей символики и сюжетных недоговорок, но вполне понимаю, почему «Безмолвная жизнь со старым ботинком» была привечена вдумчивыми судьями. Их решение не провоцируют меня на спор. Как, впрочем, и иные возможные результаты работы жюри. Ничего постыдного в шорт-листе не было. Вопрос один: захочется ли через год (или через десять лет) кому-нибудь перечитать «Кому» Эргали Гера («Знамя», №9), «Боричев Ток, 10» Ирины Левитес (Сахалинское книжное издательство), «Теорию падений» Фарида Нагима («Дружба народов», №10), «Мясо» Александра Ушарова («Зарубежные записки», №1) и «Безмолвную жизнь со старым ботинком» Ульяны Гамаюн? Я ответить не могу.