|
|
N°105, 18 июня 2002 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
«Сто процентов взрослого населения России -- уголовные преступники»
По уровню убийств Россия вышла на третье место. Ее опережают только Колумбия и ЮАР. О том, почему это происходит, нашему корреспонденту Анастасии НАРЫШКИНОЙ рассказывает руководитель Центра девиантологии Социологического института РАН, член Нью-Йоркской академии наук профессор Яков ГИЛИНСКИЙ.
-- Яков Ильич, почему, на ваш взгляд, растет преступность и в мире, и в России?
-- Ответ на этот вопрос, как говорит ваш брат-журналист, «на Нобелевку»... Если серьезно, то, с моей точки зрения, есть несколько факторов, влияющих на увеличение зарегистрированных преступлений во всем мире. Как я пытаюсь показать и доказать в ряде работ, преступление и преступность есть то, что так определило («обозвало») общество, государство, законодатель. Поэтому, например, употребление вина преступно в мусульманских странах, курение марихуаны не преступно, разрешено в современной Голландии, курение табака каралось смертной казнью в Испании времен Колумба, а занятие предпринимательской, коммерческой деятельностью еще совсем недавно было преступлением в нашей России с наказанием до десяти лет лишения свободы с конфискацией имущества...
-- Да, но ведь есть убийство, грабеж. За это во всех странах по головке не гладят.
-- За убийство противника во время военных действий награждают медалями, орденами и присваивают звание героя. Грабеж -- это открытое изъятие чужого имущества помимо воли собственника. А как быть с конфискацией имущества? Итак, первая «причина» преступности и ее роста -- сам уголовный закон и признание преступными все новые и новые деяний.
Конечно, в действительности все гораздо сложнее. И другой «причиной» роста зарегистрированной преступности может служить возрастающая нетерпимость граждан к посягательствам на них. Они идут в полицию в случаях, которые раньше остались бы без внимания. К этому следует добавить и повышенную (кое-где, порой) реакцию полиции на действия, признаваемые преступными. Иначе говоря, рост активности населения и полиции может породить эффект «роста» преступности.
-- Хорошо, а социальные проблемы, на которые всегда списывают рост преступности?
-- А вот, пожалуй, самое главное, хотя и не последнее. Со второй половины минувшего ХХ века все с большим ускорением в разных странах и во всем мире происходит сложнейший социальный процесс, именуемый в зарубежной социологии и криминологии inclusion -- exclusion, то есть «включение -- исключение». Происходит все более очевидное расслоение, разделение людей и обществ, социальных групп и стран на «включенных» в динамичный современный процесс экономического, социального, политического, культурного развития и «исключенных» из этого процесса, тех, кто остался на обочине.
-- Но ведь и раньше, и всегда были богатые и бедные, удачливые и неудачники.
-- Да, но, во-первых, в течение тысячелетий социальная дифференциация в целом воспринималась как норма. «Всяк сверчок знай свой шесток». Во-вторых, в новое время нарастали процессы социальной мобильности, дескать, каждый средний американец мог стать президентом. Сейчас эти времена все дальше отходят в прошлое. В-третьих, именно в новейшее время «успех» (прежде всего экономический) провозглашается наиболее достойной целью человеческого существования. Но, позаботившись о лозунге, забыли о реальных возможностях его осуществления для большинства -- как жителей своих стран, так и развивающихся. В-четвертых, современные СМИ обеспечивают для множества «исключенных» возможность лицезреть, как живут «включенные». Сравнение не может не порождать зависть, злобу, стремление достичь «успеха» любыми средствами, включая преступные. В-пятых, происходит интеграция «исключенных» -- членов преступных сообществ, представителей национальных меньшинств («сепаратистов»), членов террористических организаций, -- ибо терроризм есть борьба бедных против богатых.
-- Кажется, в вашей последней книге «Криминология» я прочитала, что в стабильных обществах существует некая норма преступности, а в меняющихся -- «конфликт норм», когда старые не работают, новых еще нет. Если мы исходим из этого, то вопрос: какие новые нормы, на ваш взгляд, проклевываются сейчас? Или пока об этом рано говорить?
-- «Конфликт норм» у нас налицо: норм нравственности и права, права уголовного и гражданского и т.п. Сегодня, с моей точки зрения, страшнее другое: колоссальный разрыв между очень богатыми и очень бедными; безнадежность, бесперспективность для большинства населения, особенно подростков и молодежи, прорваться и вырваться легальным путем (а через преступные группировки -- пожалуйста); тотальная коррупция (я повторяюсь, но это, по-моему, сегодня главное зло, ибо ни одну социальную проблему нельзя решить, если все продается и все покупается); утрата моральных ценностей. К сожалению, этот перечень неисчерпывающий.
-- В вашей книге идет речь о «кризисе наказания». Когда криминологи Запада заговорили о нем всерьез? И говорят ли о нем в России?
-- Сам этот термин появился в мировой криминологии в семидесятые годы минувшего столетия, в частности в связи с работой норвежского профессора Матисена, показавшего, что на протяжении многих десятилетий уровень рецидивной преступности в различных странах относительно постоянен. Есть и другие свидетельства «кризиса наказания»: рост зарегистрированной преступности; безрезультатность всех мер уголовной репрессии (включая средневековые пытки и средневековые казни -- колесование, четвертование, сожжение, замуровывание заживо и т.д.). Постепенно приходящее понимание того, что тюрьма не исправляет, а лишь создает или повышает криминальную профессионализацию, калечит людей. По мнению психологов, нахождение в местах лишения свободы более 5--6 лет приводит к необратимым изменениям психики. Осознание неэффективности традиционных средств приводит к поискам альтернативных решений. В зарубежной криминологии и правоохранительной практике их много -- досрочное освобождение под честное слово, ограничение свободы вне тюремных стен с помощью электронного контроля и многое другое. Наконец, «восстановительная юстиция» в виде процедуры соглашения, примирения между преступником и его жертвой (на условиях возмещения вреда -- деньгами, вещами, работой).
-- Да, но ведь ни одна страна не отказалась от тюрем.
-- Во многих странах пытаются сажать как можно реже. В Японии к лишению свободы приговаривают 3--4% осужденных, 95% -- к штрафу. Практикуют все более короткие сроки. Например, в Швеции 80% осужденных приговорены к лишению свободы на срок до 6 месяцев, на срок свыше 5 лет осуждались в Германии, Японии всего около 1--1,3%. Стараются не подвергать лишению свободы несовершеннолетних. Условия отбывания наказания вполне цивилизованные: один-два человека в камере, нормальное питание, туалет, а не «параша», хорошее медицинское обслуживание, возможность заниматься спортом в залах и бассейнах и т.п. Мне это известно не понаслышке: я бывал в тюрьмах Финляндии, Ирландии, Германии и США (кстати, не лучший вариант), Венгрии, Польши и в ряде других стран.
К сожалению, в России последнее время вновь возобладали тенденции усиления репрессий (от «мочить в сортире» до отказа отмены смертной казни, попыток криминализировать все новые и новые деяния, например добровольный гомосексуализм, безумных думских законопроектов о введении смертной казни за преступления, связанные с наркотиками и т.п.). Ни мировой, ни отечественный печальный опыт ГУЛАГа никак не могут нас ничему научить.
-- Яков Ильич, в одном из своих выступлений вы говорили о необходимости некой «безумной» теории -- новой теории удержания преступности в рамках с помощью каких-то новых методов. У вас она есть?
-- Знаете, это уже вторая Нобелевская премия... «Безумная идея», столь необходимая в любой науке, -- удел молодых. Увы, это уже не для меня. Что касается моих вполне умеренных и нормальных предложений по совершенствованию отечественной уголовной политики, то они изложены все в той же моей книге.
-- Можно ли нарисовать некий обобщенный портрет убийцы? Я вынесла из специальной литературы вот что: это чаще всего мужчина с низким культурным и образовательным уровнем, мотивы чаще бытовые, убивает спонтанно, очень часто по пьянке. Жертва, как правило, из той же страты, характеристики очень похожи. Так ли это?
-- Вы совершенно правы. Придется вас рекомендовать в наше криминологическое сообщество. Все же добавлю несколько цифр. В конце 90-х годов из общего числа лиц, совершивших убийства, мужчины составляли 85--88%, в возрасте от 14 до 29 лет -- свыше 40%, без постоянного источника дохода -- свыше 63%, совершивших убийство в состоянии алкогольного опьянения -- свыше 68%. Около 80% всех убийств -- на бытовой почве.
-- Яков Ильич, а можно ли дать прогноз динамики преступности в нашей стране? Я видела один, выполненный методом экстраполяции. Выглядит жутко.
-- Строить прогнозы в сфере социальных процессов и явлений -- дело неблагодарное. Метод экстраполяции годится только для краткосрочных прогнозов. Опять же надо иметь в виду, какую преступность мы прогнозируем. Если реальную, фактическую, то и так сто процентов взрослого населения России -- уголовные преступники. Разумеется, включая меня и, простите, вас.
-- Это как же?
-- Таков наш Уголовный кодекс: обозвал, например, кого-нибудь дураком -- и пожалуйста, статья 130 УК РФ. Другое дело зарегистрированная преступность. Но она регулируема по «указанию сверху». Кроме того, по результатам наших ежегодных опросов населения в Санкт-Петербурге, из всех лиц, потерпевших за год от преступлений, свыше 70% не сообщают о случившемся в милицию! Из них только 30% -- из-за незначительности ущерба или его отсутствия. Как мне известно, аналогичная ситуация в Москве, Волгограде, Боровичах и в других местах.
И все же я рискну сказать, что при сохраняющихся факторах, влияющих на преступность (это резкая социально-демографическая дифференциация, незанятость и безнадзорность подростков и молодежи, межнациональная рознь и нетерпимость к «меньшинствам», война в Чечне, недоступность для нищего и полунищего большинства населения материальных, культурных и прочих благ, тотальная коррумпированность и столь же тотальная незащищенность большинства населения страны за пределами Садового кольца), тяжелая криминальная обстановка сохранится. И самое страшное -- сохранится высокий уровень тяжких насильственных преступлений, включая убийства, и уличных преступлений, в первую очередь грабежей и разбоев.
-- Раз такое дело, может, государству следует дать своим гражданам право ношения огнестрельного оружия?
-- Эта идея имеет свои плюсы и минусы. В сегодняшней России я скорее за такое право. Бандиты и так все вооружены и будут вооружены независимо от законов. Правоохранительные органы не в состоянии (не могут, не умеют, не хотят или хотят, но за большие деньги) обеспечить нашу безопасность. Следовательно, надо вооружаться и обороняться нам самим. Не скрою, я хожу и с газовым баллоном, и с электрошокером, но не отказался бы от АК...
Беседовала Анастасия НАРЫШКИНА