У России и США нет самой основы для полноценного, тем более стратегического партнерства. Они слишком по-разному оценивают мир и современные угрозы. Так заявил в беседе со Светланой БАБАЕВОЙ профессор по проблематике национальной безопасности Военного колледжа ВС США Стивен БЛАНК.

-- Сейчас вновь вышли на первый план темы взаимоотношений НАТО с Россией, евробезопасности, противоракетной обороны. Могут быть новые столкновения?

-- Вообще ПРО не есть тема для НАТО. Это тема для России. Москва по-прежнему говорит, что от Ирана не исходит ракетной угрозы. Хотя непублично Москва соглашается с Соединенными Штатами в том, что угроза есть. Г-н Путин открыто говорил министру обороны г-ну Гейтсу, что его беспокоят государства на юге и на востоке. Но если Москва продолжит занимать нынешнюю позицию, в апреле (на очередном саммите НАТО. -- Ред.) это будет темой. Можно сказать, в целом взаимоотношения с Россией будут темой, поскольку в НАТО есть разные взгляды на то, какие отношения поддерживать с Москвой.

-- Но ни Европа, ни Соединенные Штаты не готовы рассматривать Россию как партнера. Почему, к примеру, не предложить Москве полноценное сотрудничество по ПРО? Да, кооперация в военной сфере -- тема деликатная, но она возможна, и Россия говорила об этом. Вашингтон это как будто не услышал.

-- Знаете, я не уверен, что Москва действительно хочет быть настоящим, полноценным партнером НАТО. Потому что тогда это будет означать в том числе наблюдение со стороны альянса за тем, что делает Москва. Думаю, Россия откажется от этого. Система вашей безопасности базируется прежде всего на идее полного суверенитета; любое полноценное сотрудничество с альянсом вступит в противоречие с этим принципом, поскольку предполагает добровольную уступку части полномочий по контролю над вооруженными силами.

Сотрудничество в области ПРО также невозможно, поскольку Россия исходит из того, что Иран не является угрозой. Более того, Россия хочет использовать Иран против Соединенных Штатов в регионе Ближнего Востока. Если Россия признает, что Иран развивает ядерную программу и представляет действительную угрозу не только для России, но и для всего СНГ, тогда возможно оказание совместного давления на Иран. Но Москва выступает против санкций, против того, чтобы ООН оказывала дальнейшее давление. Так что перспективы реального партнерства и в этом вопросе чрезвычайно малы.

-- В свое время, обсуждая ПРО, г-н Путин предложил использовать РЛС в Габале, новую станцию в Армавире. Однако в последние месяцы в Вашингтоне вообще не звучала эта тема. Будто никаких предложений от России не поступало.

-- Проблема, как я понимаю, в том, что г-н Путин предложил использовать лишь радарные установки. Это не вопрос противоракетной обороны. Предположим, решены даже все технические и операционные вопросы и установки управляются совместно. В такой ситуации ничего нельзя сделать, кроме как отслеживать полеты ракет.

-- Даже в США многие говорят, что НАТО тоже не очень стремится к большему сотрудничеству. И, возможно, нужно предложить формат, который России подходит. В свое время Москва была обеспокоена расширением Евросоюза. Но стороны нашли рамки, которые стали приемлемыми для всех. В случае с НАТО этого даже не пытались предложить.

-- Москва же продолжает считать НАТО враждебным военным союзом! И пока это является частью политики, трудно строить какое-либо стратегическое партнерство. Возможно тактическое партнерство, пример -- Афганистан. Но на более широкое число сфер оно не распространяется. Кстати, не думаю, что Москва станет поддерживать дальнейшее расширение ЕС, если оно, к примеру, будет касаться Грузии или Украины.

-- Грузия и Украина, на ваш взгляд, могут получить ПДЧ на саммите НАТО в апреле?

-- Мы видели, что оппонирование этому вопросу было значительным еще на саммите в Бухаресте. Сейчас, я бы сказал, альянс рассматривает, какие могут быть альтернативы ПДЧ. Кроме того, в апреле слишком рано решать этот вопрос, поскольку НАТО хочет видеть серьезный прогресс в реформах в Грузии и на Украине, касающихся как частного, так и публичного сектора. Не думаю, что до апреля две страны достигнут здесь значительного прогресса. Поэтому я не думаю, что это станет значительным пунктом повестки дня саммита. Если, конечно, ничего серьезного не произойдет.

-- Помните, со стороны Москвы были предложения по совместной оценке угроз?

-- Да, министр Лавров это предлагал, но я никогда не видел, что конкретно под этим имелось в виду.

-- Но ничего не поступило и от США.

-- О какой совместной оценке угроз можно говорить, когда на официальном уровне Россия не признает эти страны угрозами? Были широкие консультации между российским и американским правительством, в том числе касающиеся системы ПРО и ее мощности. Правительство Буша говорило, что оно мотивировано не политикой соперничества с Россией. Россия отказалась принять это.

И в США, конечно, сразу находятся те, которые говорят: «Видите, что русские делают». «Искандер» -- это угроза Балтии, Польше, Чехии и части Германии. Настоящая угроза против угрозы воображаемой.

-- Многие в США недовольны результатами тестов системы ПРО. Процент их успешности растет, но говорить об убедительном успехе рано.

-- Японская система работает. Израильская работает. Тесты показывают: система может работать. Но стоит также напомнить: развертывание самой системы в Польше и Чехии не будет осуществляться еще три года. Что сейчас ожидается -- строительство зданий; ракеты придут в течение 3--5 лет.

-- Собственно, процент неуспешности тестов и дает основания говорить, а нужно ли столько денег выделять на систему, которая технически столь несовершенна.

-- Это прерогатива конгресса, он и решит. Но стоит помнить: тема противоракетной обороны в США впервые была поднята более 40 лет назад, она является своего рода национальным проектом. Думаю, проект будет продолжен и при администрации Обамы. И если система не построена к сегодняшнему дню, это не означает, что она не может быть построена в принципе.