Профессор Владимир КУЛЬЧИЦКИЙ является основателем группы компаний «Прогресстех». Основной его бизнес -- проектирование элементов конструкций пассажирских самолетов. Это то, что называется аутсорсингом высокоуровневых IT-услуг. Результатом труда авиационных инженеров «Прогресстеха» является, по сути, задание роботу, который на заводах Boeing, Airbus или «Сухого» изготовит деталь лайнера. Это настоящая диверсификация российского экспорта, о которой так много говорят и в поддержку которой так мало делают чиновники.



-- Государство провозглашает поддержку IT-индустрии и вообще всего высокотехнологичного производства. Ощущаете эту поддержку на деле?

-- У нашего государства здесь пока нет никакой целенаправленной политики. Это очень большая проблема. Беда в нефти, именно от нее у властей наступило опьянение. Так бывает и с человеком -- если его перекормят, то у него происходит несварение. А когда энергоносители продаются по высоким ценам, нас, инженеров, родная страна даже на чутком радаре не видит: масштаб не тот. Ей не видно, например, того, что мы исправно платим налоги, даем сотням высококвалифицированных специалистов работу и достойную заработную плату, с которой они платят все налоги. И того, что эта зарплата многократно оборачивается в российской торговле, тоже чиновникам не видно.

Инженерные сервисы, к счастью, не нефть -- это совершенно другое движение денег. С высокой оборачиваемостью. Эти средства тратятся людьми на покупки, образование, на приобретение недвижимости и многое другое. А для того, чтобы добыть нефть, как известно, надо инвестировать геологоразведку, вложить средства в прокладку трубы... А главное -- эти деньги из тундры никогда уже не вернутся. А каждый наш рубль дает экономике в пять раз больше, чем рубль, вырученный от продажи нефти.

Экспорт из России инженерного, интеллектуального труда для роста ВВП может дать примерно столько же, сколько дает экспорт углеводородов. На этот счет есть совершенно точные расчеты. Если высокотехнологичный инженерный сервис продает «мозги» на 100 млн долл., то с точки зрения увеличения ВВП это эквивалентно продаже нефти на полмиллиарда долларов. По статистическим данным, полные ежегодные налоговые отчисления таких российских компаний от одного работника составляют 250 тыс. руб., из которых в федеральный бюджет поступает 150 тыс. Сегодня это в 4,43 раза больше, чем в среднем по стране. И еще. У нас 80% расходов -- это фонд оплаты труда. Эти деньги будут потрачены на внутреннем рынке, они будут работать на всю экономику.

-- Вам удается выдерживать конкуренцию с индийцами?

-- Пока что удается. Вот сейчас, например, переделываем то, что они сделали по заказу Spirit AeroSystems.

-- Как так? Зачем же тогда Spirit размещает заказ в Индии, а не отдает его сразу вам?

-- Потому что индийцы защищают свои компании офсетными соглашениями. Закупка самолетов в них увязывается с участием индийских инженеров в проектировании. Американцы вынуждены с этим соглашаться. Да, индийцы пока что не могут конкурировать с нами, но благодаря иностранным заказам они приобретают новые компетенции, становятся все более и более квалифицированными исполнителями.

У нас же ничего подобного. Мы в отличие от индийцев не имеем никаких преференций и налоговых послаблений. Вот Россия, например, заказывает в Корее супертанкер, и нет чтобы обусловить эту сделку обязательным участием в работе над проектом российских инженерных компаний. Почему бы не дать нам возможность «почертить», что-то разработать? С таким заданием мы могли бы успешно справиться. Плюс приобрели бы компетенцию и в судостроении.

-- Вы не так давно возвратились из Сиэтла. Что американцы?

-- Там у меня были встречи с руководством Boeing. Наши партнеры очень хотят продолжения конструктивного сотрудничества. И это, на мой взгляд, касается не только инженерных сервисов. Я уверен, что они также провели переговоры и со всеми основными поставщиками и из России.

-- А какие поставщики для Boeing есть еще в России?

-- Один только пример: все самолеты Boeing строятся с использованием российского титана. Вообще нынешний мир взаимосвязан очень сильно. Времена автономных экономик остались далеко позади. Вы же знаете, что Boeing, Microsoft и General Electric обратились к американской администрации с просьбой десять раз подумать, прежде чем принимать решения, ухудшающие торговлю с Россией.

-- Но ведь это само по себе грозный симптом. Значит, такие решения в принципе возможны.

-- Наверное, да. Но я думаю, что обращение главных экспортеров услышат. Ведь Boeing -- самый крупный экспортер в США. Microsoft, General Electric -- это второе и третье места среди компаний-экспортеров. Это компании, которые определяют экспортные возможности Соединенных Штатов Америки. Так что это позитивный симптом. Это говорит о том, что наша интеграция уже достигла таких важных пределов, когда политическая конъюнктура уже не может не учитывать реалий экономических.

Пока есть бизнес, нет войны. Наша взаимная экономическая зависимость, связность -- это же хорошо. Когда все организации, бизнесы, страны от друга взаимозависимы, им значительно сложнее вставать в позу.

-- Вы говорите: в стране нет целенаправленной политики в области индустрии высоких технологий. Неужели наше высшее чиновничество, которое решает вопрос мира и войны, внезапно проявит понимание того, как устроена высокотехнологичная индустрия, и ради ее блага передумает вставать в воинственную позу?

-- Да. Конечно. Однако есть одна особенность. В отечественном бизнесе, который контролируется высокопоставленными чиновниками, привлечение государственного капитала, что вполне понятно, достаточно высокое...

-- Но мы ведь говорим с вами не о нефти, а о хай-теке. Об инженерных сервисах.

-- В инженерных сервисах, действительно, государственных денег нет и в помине. Но в производстве, например, авиационных материалов -- есть. Здесь все взаимоувязано.

-- А ваши западные контрагенты сильно встревожены ухудшением отношений с Россией?

-- Они не говорят. В бизнес-сообществе не принято обсуждать политические стороны деятельности своих государств или государств ваших компаний-контрагентов. Обсуждаются только ваши отношения, отношения компаний. В рамках обсуждения наших отношений можно сказать, что да, существует такая тревога. Но, с другой стороны, существует и желание продемонстрировать, что вот в этот момент не то что ничего не изменяется, а что сотрудничество будет все наращиваться и увеличиваться.

-- Демонстративно сплотить ряды?

-- Сплотить, но не демонстративно. Просто в условиях кризиса взаимозависимость крайне важна и необходима. Должны быть островки хороших новостей.

Вот, например, в отношениях между Америкой и Россией хотя и наметилась некоторая напряженность, но в них осталось немало позитивного. Это понимаем и мы, и американцы. В жизни никогда не будет только одной и единственной краски -- черной. Жизнь многоцветна. А бизнес должен, просто обязан приносить хорошие новости. Бизнес -- это миротворец. По своей сути. По своему характеру. Вы скажете, что можно делать бизнес на войне. Но это другой бизнес. Мы принципиально не участвуем в проектировании военных самолетов -- ни наших, ни западных. Это не проявление пацифизма, а вполне прагматичный подход: бизнесу не нужны политические риски. Но нет ни одного производителя гражданских самолетов, который не был бы нашим заказчиком.

Тот бизнес, которым занимаемся мы, это бизнес-миротворец. Он устанавливает взаимозависимость друг от друга.

-- Ваше поколение бизнесменов, которое возникло одновременно с постсоветским рынком, рано или поздно отойдет от дел. Когда компания публична, сделать это проще, не так ли?

-- В обозримом будущем мы можем выйти на IPO. Для нас это не проблема.

-- Где?

-- Возможно, на одной из лондонских площадок. В «Прогресстехе» есть специальный отдел, который готовит IPO и рассматривает несколько сценариев. Надеюсь, все произойдет естественным путем. Перейти от абсолютно частной компании к компании публичной достаточно просто, так как структура собственности у нас предельно проста: один-единственный учредитель. Поэтому и выстроить настоящую систему менеджмента не так уж сложно. И она уже выстраивается. Это моя главная задача. Оперативным управлением сегодня я уже практически не занимаюсь.

Точнее сказать, стараюсь все меньше и меньше влезать в оперативное управление. Дело это достаточно нелегкое. Порой очень сложно бывает выстроить правильные взаимоотношения, к примеру, с теми же налоговыми органами. Я иногда не совсем понимаю, как это делать.

-- Сколько лет работаете, и неужели...

-- Все равно не понимаю. Каждый раз приходят новые проверяющие и каждый раз удивляются: что же это такое? И каждый раз не могут понять, чем это наша компания занимается. При том, что мы работаем абсолютно «в белую», что мы первые среди российских предприятий по темпам роста и три года подряд входим в Deloitte Тop-500 -- рейтинг наиболее быстро растущих компаний в Европе, Центральной Азии и Африке. Действительно, из пяти отечественных компаний мы первые по темпам роста. Luxoft (российская компания, также экспортирующая высокоуровневые IT-сервисы. -- Ред.), например, только в этом году в первый раз туда вошел. Мы первый раз вошли со 108-го места, сейчас опустились до 148-го. Так и должно быть, это нормально, поскольку невозможно все время расти с одной и той же скоростью. Но среди инженерно-сервисных компаний в Европе мы в течение трех лет признанный лидер.

На недавнем международном авиашоу в Фарнборо в Великобритании я обратил внимание на то, что «Прогресстех» является участником проектов всех без исключения представленных там самолетов. В гражданском секторе, разумеется.

-- В вашем нежелании участвовать в создании военных самолетов нет никакого кондового патриотизма?

-- Абсолютно никакого. Патриотизм должен быть правильным. Как я понимаю патриотизм? Он заключается в развитии в России современных компетенций, создании новых высокотехнологичных рабочих мест, в своевременной и полной уплате налогов... Вот и все! Разве это не патриотическая позиция?

-- Я сюда, будь моя воля, включил бы еще и развитие сотрудничества с Западом, как можно более тесное, чтобы ни нам, ни им нельзя было от него отказаться.

-- Соглашусь, добавив только, что такие шаги будут всемерно способствовать расширению интеграционных процессов. Именно такой патриотизм я исповедую. А ведь в России есть еще записные патриоты, для которых это профессия: приехать в Крым, крикнуть что-нибудь... Но это их проблемы. А у меня их нет, я человек без комплексов. Мне кажется, что задача патриота -- честно работать в интересах своего бизнеса, который встроен в систему страны. Одновременно это означает и заботу об интересах родного Отечества. Потому что это новые рабочие места, прогрессивные компетенции, отказ от сырьевой зависимости. Те полторы тысячи инженеров, которые трудятся в нашей компании, к сырью никакого отношения не имеют. Они кормят себя, свою семью, и это не миф.

-- Но если определение патриотизма для вас именно таково, то означает ли это, что подобные вам люди из бизнеса в политику не пойдут?

-- Ну конечно. Да и зачем?

-- Затем, чтобы было поменьше чиновников, чье понимание патриотизма отличается от вашего.

-- Теоретически, как у любого публичного человека, уход в политику не исключен. Но только после полного ухода из бизнеса -- то есть после его продажи. Иного пути нет. И чтобы сделать такой решительный шаг, надо семь раз отмерить.





Подготовлено совместно с iToday.ru