Читая новую концепцию учебника отечественной истории 1900--1945 годов, убеждаешься в справедливости афоризма: «История -- это политика, повернутая вспять». Когда политика поворачивается вспять, страдает не только прошлое -- возникает угроза будущему.



«Целесообразные» цифры

Концепция содержит множество то ли методических, то ли идеологических рекомендаций. Например, «целесообразно отразить в учебнике как итоговую цифру красного и белого террора в 1 млн человек (около), чтобы снять разночтения в других учебных книгах». Откуда взялась эта «целесообразная» цифра, в тексте не поясняется. Между тем опубликованы данные ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации), Госархива социально-политической истории о том, что за четыре года Гражданской войны Россия потеряла около 13 млн человек: 1,5 млн -- жертвы террора среди мирного населения, 2 млн убито на фронтах, 7,5 млн умерло в этот период от болезней и голода, еще 2 млн эмигрировало. Известны и другие цифры, «комментирующие» этот трагический период, но вот обсудить на уроках происхождение упомянутых «разночтений» авторы, увы, не предлагают. На таком фоне весьма «убедительно» смотрится в равной мере правдивый, педагогичный и патриотичный тезис концепции о том, что братоубийственная Гражданская война «послужила толчком к социальному творчеству».

При проведении государством сплошной коллективизации, сказано в тексте, «организованного голода на селе в СССР не было». (Адресую создателей «нового курса» к книгам, в частности, к документальным сборникам «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ».) Ссылаясь на некие уточненные данные, авторы называют количество жертв: 1--2 млн. Что ж это за уточнение такое с погрешностью в миллион жизней?

Еще одна концептуальная политэкономическая новость: кроме коллективизации, «иного варианта решения стоявших задач (в том числе и нэповского) не существовало», а нэп «сломался под тяжестью стоявших перед ним задач».

Нэп оказался успешной моделью, способной реанимировать разрушенную большевиками экономическую систему. С нэпа, быстро и наглядно продемонстрировавшего недееспособность большевистской политэкономической доктрины, началось не только оздоровление экономики, но и социальной жизни -- появились частные издательства, театры, независимые творческие союзы. Новая власть почувствовала опасность -- она теряла контроль над обществом. Именно поэтому борьба с нэпом не ограничилась отменой ранее объявленных большевиками послаблений -- частного предпринимательства, свободной торговли. Она включала в себя репрессии против церкви, инакомыслящих и интеллигенции, введение тотальной цензуры. О расправе над нэпом опубликовано множество ранее секретных документов. (Среди наиболее ярких публикаций -- сборник «Очистим Россию надолго», состоящий из документов из Архива президента РФ, Центрального архива ФСБ и др., и «НЭП: экономические, политические и социокультурные аспекты».)

Особое место

«Особое место в данном курсе занимают вопросы истоков, масштаба и последствий массовых репрессий в СССР. Авторами предлагается...оценка данного феномена с точки зрения современной исторической науки». Место действительно особое, ибо таких оценок историческая наука не знала со времен «Краткого курса...». Симптоматично, что антологический семитомник «История сталинского ГУЛАГа», выпущенный крупнейшими федеральными архивными учреждениями России в числе других серьезных исследований, на профессиональное мироощущение «концептуалистов» не повлиял. Лидер государства «действовал (как управленец) вполне рационально -- как охранитель системы, как последовательный сторонник преобразования страны в индустриальное общество...Террор был поставлен на службу задачам индустриального развития». Вы думаете, это «перевод с немецкого» 30-х годов? Отнюдь, так дружелюбно оценивают сталинскую политику авторы концепции. «Репрессии выполняли и функцию устрашения тех, кто нерадиво работал». Узнаете? Ведь совсем по-немецки -- узники входили в лагеря через ворота с надписью «Работа освобождает». Далее резюме: «Террор превращался в прагматичный инструмент решения народнохозяйственных задач», и к лету 1938 года «монолитная модель общества была реализована» -- товарищи просто напрашиваются на нежелательные параллели. Столь же монолитная модель теми же способами и к тому же времени была реализована совсем в другом государстве, с которым СССР год спустя подписал печально известный пакт.

«Относительно похода Красной армии в сентябре 1939 года следовало бы подчеркнуть, что речь шла о реальном освобождении тех территорий, которые отошли к Польше по Рижском мирному договору 1920 года, т.е. это было ничем иным, как освобождением части Отечества». Тезис не поражает новизной: в опубликованных документах переписки советского МИДа, НКВД, Политбюро и наркомата обороны, относящейся к осени 1939 года, территория Польши, занятая РККА, именуется освобожденной, а занятая войсками вермахта -- оккупированной. Авторский коллектив движется заданным геополитическим курсом и касаясь Зимней войны 1939--1940 годов, спровоцированной СССР, чтобы вернуть самоопределившуюся в 1918 году Финляндию. «Важно подчеркнуть, что СССР выиграл войну с Финляндией, получив все то, к чему стремился до ее начала». Даже в советское время учебники не содержали столь горделивых трактовок этого исторического эксцесса. (Основанный на документах двухтомник «Зимняя война 1939--1940 гг.», выпущенный Институтом всеобщей истории РАН, конечно, подобного пафоса лишен и, видимо, поэтому на трактовку событий в будущем учебнике не повлиял.)

Назвав исключительно для наглядности в этой и предыдущей главке несколько из множества научных изданий и сборников документов, ставших в последнее время доступными историкам и педагогам, задаюсь почти риторическим вопросом: почему в предложенной концепции не нашлось места содержащимся в них фактам? И на чем зиждется утверждение о том, что она создана « с учетом новейших достижений отечественной и зарубежной историографии»?

Переписывая заново

Знание истории Отечества во всей ее полноте (и с героическими, и с трагическими страницами) -- ключевая составляющая национального самосознания. Переписывая заново «неудобные» страницы нашего прошлого, игнорируя неопровержимые факты и подлинные документы, авторы концепции заставляют усомниться в их возможностях реализовать заявленные намерения: «особое внимание уделить сущности национальных интересов России» и «воспитать гражданина -- патриота России». Сторонники неустаревающего исторического курса, вдохновленные всплывшими нынче на политическую поверхность формулировками о недопустимости «какой-либо оттепели или другой политической слякоти», кажется, пропустили не менее значимое событие. Министерство образования и науки выпустило «Методические рекомендации по расширению изучения творческого наследия А.И. Солженицына в общеобразовательных учреждениях». Произошло это менее чем через месяц после тематической встречи премьер-министра РФ с министром образования. Творчество классика ХХ века станут изучать помимо уроков русского языка и литературы на занятиях по истории России. В 11-м классе на литературе -- «Один день Ивана Денисовича», на истории -- «Архипелаг ГУЛАГ». Соотнесение взглядов Солженицына с воззрениями авторов «Концепции курса истории России 1900--1945 гг.» на «монолитность сталинского общества» и «объективную природу массового террора» сулит учителям и ученикам много интересного.

Кстати, в «Одном дне...» есть весьма актуальная метафора. Иван Денисович вспоминает, как высадили этап в тайге, заставили лагерь строить: сначала «колючую проволоку натягивали -- от самих себя, чтобы не убежать». Так что люди, пытающиеся окружить наших детей колючей проволокой исторического беспамятства, ничего нового не изобрели.