В программе фестиваля детских спектаклей «Гаврош», который второй год устраивает Московский театр клоунады, есть много чего хорошего, начиная со спектакля-видеоарта «Итальянский сад», и заканчивая ручной, в буквальном смысле слова, постановкой «Отшельник и Роза». Но «Синяя птица» Саратовского ТЮЗа стоит особняком.

У закованного в броню двойного юбилея спектакля -- 100 лет легендарной постановке МХТ и 90 лет первому профессиональному детскому театру (Саратовскому академическому театру юного зрителя им. Ю.П. Киселева) -- почти не было шансов остаться незамеченным и проходным. Три часа и ни минутой меньше чистого сценического времени вызывают рано или поздно состояние некоторого транса: то ли, правда, посмотрел только что выпущенную, с иголочки, премьеру, то ли наплыли детские воспоминания о первых (скомканных и неуклюжих, для них потом найдется специальный эпитет -- «тюзовских») театральных опытах -- семейных походах в театр.

В Саратове к юбилею готовились заранее и ответственно. Одной из косвенных, но принципиальных задач постановщиков была попытка создать достойную современную постановку пьесы Метерлинка. Организаторы «Гавроша» так характеризуют сегодняшнюю московскую ситуацию с «Синей птицей»: «Достойных современных постановок ... вы уже не увидите. Представления МХАТ им. Горького, время от времени ставящие в афишу всю ту же постановку 1908-го года, вряд ли могут чем-то удивить сегодняшнюю детскую аудиторию». Из Москвы в Саратов пригласили Александра Пономарева, имеющего давнюю славу режиссера-филолога и режиссера-авангардиста; почти десять лет назад он получил «Золотую маску» за постановку «Победы над солнцем» Александра Крученых. Сценографию делал Гарри Гуммель, ученик Олега Шейнциса, долгое время оформлявший спектакли театра «Эрмитаж», а в последние годы живущий в Германии.

Страна воспоминаний, куда отправились в поисках Синей птицы Тильтиль и Митиль, в его варианте -- среда с плотными фактурными поверхностями: покачивающийся на тросах деревянный помост, высоченная изгородь, опускающиеся и исчезающие оконные рамы и дверные проемы. Путешествующие здесь персонажи, хотя и являются по факту чем-то вроде платоновских идей -- Душа Хлеба, Душа Огня, Душа Пса, тоже вышли очень плотными, материальными, сводимыми к какому-нибудь одному беспрерывно повторяемому жесту или интонации.

Первые полчаса все это еще кажется весьма милым, как забавные рисунки в книжке детских сказок или как лубочные фигурки у примитивистов. Но к исходу третьего часа манерные всплески руками наряженного в кружавчики Сахара, или извивающаяся походка на полусогнутых ногах Кошки, или властные помахивания волшебной палочкой Души Света отдают непреднамеренным фарсом и знакомым тюзовским китчем. Массовка (студенты театрального факультета), появляясь в отдельные моменты, еще больше усугубляет дело: актеры то синхронно танцуют в париках, то машут синими лентами (намекая на недостижимость счастья).

Дети, предполагается на этой фабрике праздника, веселятся, когда со сцены с ними говорят громкими, фальшивыми голосами, гротескно изображают эмоции и чуть ли не обращаются «деточки». А мягкую игрушку в виде крупного серого птенца, не моргнув глазом, выдают за ту самую, дивную, неуловимую и самую прекрасную Синюю птицу. Юные зрители иногда действительно так и делают -- сидят и безропотно слушают, но чаще принимаются съезжать с кресел, прыгать в проходах и выпрашивать у родителей сахарного петушка на палочке -- в антрактах их продавали в фойе за 50 руб. В театре хорошо, но снаружи лучше -- вот и еще одно поколение детей разделило этот старый и сомнительный девиз. Загвоздка здесь, кажется, не только в них, но еще и (совсем немного) в театре.