J.S. Bach. Dialogue Cantatas No. 49, 57, 152. Dorothea Roeschmann (soprano), Thomas Quasthoff (baritone). Berlin Baroque Soloists. Deutsche Grammophon.

Каждый уважающий себя немецкий баритон считает своим долгом на каком-то этапе своей карьеры спеть Баха: в коллекции любителей немецкого гения обязательно найдутся записи Дитриха Фишера-Дискау или Германа Прея, из более молодого поколения -- Олафа Бэра или Маттиаса Герне. Томас Квастхофф, без оговорок патриарх немецкой вокальной школы, к Баху обращается уже второй раз: его первый диск с сольными басовыми кантатами получил ни много ни мало Grammy, теперь же он двинулся в сторону менее популярного репертуара, обратив свой взор на три кантаты, построенные в форме диалогов между басом и сопрано, между Иисусом и душой. Красивая, чисто барочная в своей театральности идея разговора Сына Божьего как светоча разума и страждущей, мятущейся души, мечтающей покинуть телесную оболочку, реализуется в череде красивых речитативов и арий, наполненных истинно баховской лирикой. Парадоксально, но факт: многажды исполнив партию Иисуса в баховских «Страстях» и немало раз, наверное, пропев эти кантаты на концертной эстраде, Квастхофф на протяжении всего альбома словно чувствует сопротивление материала -- его голос с заметным напряжением преодолевает замысловатые баховские пассажи, иногда теряет в силе в нижнем регистре и несколько по-оперному резонирует в верхнем. Гораздо более отрадное впечатление остается от партнерши певца -- немецкого сопрано Доротеи Решманн, чей чувственный, красочный голос нежится в музыке Баха, с легкостью делая все то, что так трудно ее партнеру. Пожалуй, только Решманн и является несомненным достоинством этих кантат-диалогов: третья составляющая ансамбля -- оркестр «Берлинские барочные солисты», увы, весьма скромен в своих достижениях, и близко не подступая к тому уровню, который задают в Бахе ведущие аутентичные ансамбли Европы.

Alexander Tharaud plays Couperin on piano. Harmonia Mundi France.

Сочинения Франсуа Куперена (1668--1733), величайшего представителя французской династии композиторов-клавесинистов, принадлежат к редким образцам музыкального рококо -- «игрушечного» барокко, предпочитавшего космическим масштабам генерального стиля эпохи миниатюрность и камерность звучания, а драме больших чувств -- легкую игру полунамеками и аллюзиями. Клавесинные пьесы Куперена, каждая из которых маленький шедевр со своим музыкальным сюжетом, только на первый взгляд кажутся милыми безделушками: за их внешним блеском, так же как и за наивными поначалу пасторалями Антуана Ватто, проглядывают и серьезные эмоции, и совсем не искусственные страсти. Тонкий слух французского пианиста Александра Таро, рискнувшего сыграть репертуар клавесинистов на концертном «Стейнвее», распознает эти скрытые сюжеты без малейшего труда. Причем изысканность звуковой палитры пианиста наводит на мысль, которой впору бы устыдиться на заре нового тысячелетия, -- о том, что фортепиано все-таки обгоняет клавесин по количеству выразительных средств. Все, что остается сделать слушателю, -- довериться исполнителю и следовать за ним по музыкальному миру Франсуа Куперена. А это само по себе большое удовольствие.

Amor profano. Vivladi -- Opera Arias. Simone Kermes (soprano). Venice Baroque Orchestra directed by Andrea Marcon. Deutsche Grammophon.

Любителя барокко сборником арий Вивальди удивить сложно -- с легкой руки Чечилии Бартоли все лучшие барочные певцы планеты регулярно обращаются к наследию «рыжего монаха», а учитывая тот факт, что композитор оставил после себя тридцать с чем-то опер и бесчисленное количество разрозненных фрагментов, работы на этом фронте хватит еще минимум лет на двадцать. Тем не менее громкие заявления дирижера Андреа Маркона, что на его новом диске Amor profano («Любовь мирская») дюжина мировых премьер -- сочинений, до этого ни разу не звучащих, можно смело пропустить мимо ушей: три-четыре арии действительно ранее не появлялось ни на одном альбоме, зато все остальные успели превратиться в громкие хиты -- здесь и виртуозная Agitata da due venti из оперы «Гризельда», и феерическая Qual nave из «Олимпиады», запомнившиеся по «Вивальди-альбому» Чечилии Бартоли. Изюминка нового диска не в программе, а в исполнительнице -- знакомой московским меломанам немке Симоне Кермес, рыжеволосой барочной певице с темпераментом рок-дивы, обладающей при этом хрустальной чистоты и нежности сопрано. Столь необычное сочетание нежности и силы, железной воли и хрупкости рождает сокрушительный по силе эффект -- музыка Вивальди обретает такое разнообразие красок и оттенков, что голова идет кругом. При этом нельзя сказать, чтобы вокальная техника Кермес превосходила «арсенал» ее знаменитой итальянской соперницы -- в доскональном выпевании колоратур и спортивных скоростях Бартоли по-прежнему нет равных. Однако темперамент Кермес кажется более естественным, а ее манера исполнения более искренней -- наверное, потому, что в ней полностью отсутствует музейная бережность, и самих исполнителей (что уж говорить о слушателях!) от вивальдиевских мотивов буквально бросает в дрожь.