В этом году в афише фестиваля симфонических оркестров аккуратно чередовались события яркие и блеклые -- нельзя было предугадать, ждет ли тебя разочарование или откровение. Невнятный Бамбергский оркестр сменился блестящим оркестром Шведского радио; далее, по всем прогнозам, должен был бы удачно прозвучать Лондонский королевский филармонический оркестр, после чего следовала главная загадка -- непонятного качества объединенный коллектив российских музыкантов, ведомый Валерием Гергиевым с не менее непонятной Шестой симфонией Алексея Рыбникова.

Получилось неожиданно -- насколько разочаровывающим стало выступление лондонских гостей, настолько воодушевила «российская сборная». Причина неудачи лондонцев в редком равнодушии, которое источал маэстро Даниэль Гатти, и формальной, посредственной даже на техническом уровне (обидные ляпы меди, мутный звук флейт и гобоев, нескоординированные струнные) работе музыкантов. Казалось бы, такие «реактивные» опусы, как «Тиль Уленшпигель» и «Дон Жуан» Рихарда Штрауса, должны провоцировать выплеск адреналина, оркестр же действовал со сосредоточенностью иллюстратора, оформляющего музыкальный ряд к голливудскому боевику средней руки, -- броско, громко и предсказуемо. Чуть более живой показалась Первая симфония Брамса, но при ближайшем рассмотрении у дирижера обнаружились вкусовые изъяны: Брамса, самого сдержанного и немногословного из поздних романтиков, странно играть с сентиментальной итальянской слезой, красиво застывая в паузах (которых, к слову, в авторском тексте нет) и перебарщивая в кульминациях.

Объединенный Российский симфонический оркестр преобразился из красивой и несколько эфемерной идеи в качественный и убедительный проект -- отрепетировав программу на совесть, он отлично выступил на сцене Колонного зала. Конечно, на всех ключевых позициях в группе струнных легко заметны музыканты Мариинки, но при взаимодействии с Валерием Гергиевым, у которого был минимум времени для репетиций, это пошло только на пользу. С первых тактов кантаты Чайковского «Москва» в звуковой палитре обнаружились фирменные гергиевские краски: матовый отблеск в звучании струнных, бесстрашные медные, хлесткие, заставляющие вибрировать воздух акценты ударных. Чуть осторожничавшие в сольных эпизодах вокалистов (более камерный по манере баритон Алексей Марков и подчеркнуто оперная по звучанию меццо Лариса Дядькова), оркестранты заметно приободрялись в хоровых эпизодах, где сосуществовали в полном согласии вместе с двумя хорами Бориса Тевлина -- русским хором имени Свешникова и камерным Московской консерватории.

Во втором отделении оркестр остался один на один с Шестой симфонией Алексея Рыбникова, мировую премьеру которой довольно неуклюже предварил Святослав Бэлза. Главный конферансье РФ доверительно рассказывал что-то про борьбу света и тьмы, которую свет в финале побеждает. Более банальную преамбулу представить себе сложно, но, как выяснялось, Бэлза не обманул -- масштабная фреска автора «Юноны и Авось» действительно о свете с тьмой. Кроме формального конфликта этих стихий, ничего интригующего в симфонии обнаружить не удалось -- Рыбников движется строго по траектории освоенных формул: вот здесь «злое» скерцо в духе Пятой симфонии Прокофьева, там -- русский хорал с отсылкой к Чайковскому или Танееву, в финальной коде, где вроде бы воцарился умиротворенный мажор, -- тревожные демонические тени в духе си-минорной сонаты Листа. Впрочем, симфонии не откажешь во внешней эффектности, а ее автору -- в знании оркестровых красок: объединенный оркестр показал себя с лучшей стороны, а Валерий Гергиев продемонстрировал умение подчинять своей энергетике сотню музыкантов и тысячи слушателей. И если музыкальных рекордов Алексей Рыбников не поставил, то идею соборности воплотил вполне удачно.