17--18 июня 1953 года по Берлину шли советские танки Т-34. Но это был не военный парад и даже не съемки художественного фильма. Советские войска, освобождавшие столицу Германии от фашизма, вновь вошли в город: теперь для подавления антиправительственного мятежа. Восстания в Венгрии 1956-го и Чехословакии 1968-го описаны и проанализированы многократно. Берлинский кризис 1960--1961 годов, следствием которого стало возведение Стены, также перестал быть «белым пятном». Но о первом послевоенном политическом прецеденте в Восточной Европе можно судить лишь по эмоциональным и противоречивым свидетельствам участников уличных событий да скупым недомолвкам восточногерманских и советских политиков.

Немецкая коллективизация по-советски

В эпоху хрущевской оттепели в мидовских кругах ходила невеселая шутка: июнь 53-го начался в апреле 52-го. Тогда на 2-й партконференции СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии) был провозглашен курс на «форсированное построение социализма в ГДР». Незадолго до того высшие руководители ГДР -- президент Вильгельм Пик, первый секретарь СЕПГ Вальтер Ульбрихт и премьер-министр Отто Гротеволь -- неделю провели в Москве. «Немецким товарищам» пришлось выслушать упрек в «недостаточном выявлении социалистического характера государства» и требование «укрепить его, особенно в сельском хозяйстве, путем основания колхозов». Чтобы не пугать немецких крестьян словом «колхоз», немецким руководителям было рекомендовано прибегнуть к эвфемизмам -- назвать их «производственными кооперативными товариществами», не меняя, разумеется, социалистической сущности. Началось строительство социализма в деревне по советскому образу и подобию. «Нам мешает класс кулачества, и мы должны его быстро уничтожить», -- провозгласили немецкие партийные лидеры, чем спровоцировали массовый исход зажиточных крестьян в Западный Берлин: им угрожали арестом, если они не выполнят график госпоставок и не вступят в кооператив, т.е. «облегченный» по сравнению с советскими, колхоз. Представители госбезопасности информировали Москву об отнюдь не безоблачном положении дел. Эти документы, дающие представление о кризисе и его причинах, находятся в Центральном архиве ФСБ и недавно опубликованы. Начальник инспекции по вопросам безопасности при верховном комиссаре СССР в Германии генерал-майор Михаил Каверзнев докладывал: «Совершенно секретно. Товарищу Берия Л.П.

Развитие кооперативного движения в деревне нередко сопровождается погоней местных партийных органов и органов государственной власти за созданием большего числа сельскохозяйственных кооперативов… Вместо проведения разъяснительной работы и постепенного привлечения крестьян в сельскохозяйственные товарищества путем показа преимуществ коллективного хозяйства, партийные органы округа нередко обращаются с требованиями к полиции и в управления МГБ производить аресты крестьян за какие-либо незначительные высказывания антидемократического характера. Со стороны органов СЕПГ не уделяется должного внимания частному сектору деревни, хотя на сегодня единоличными хозяйствами обрабатывается свыше 80% всей пахотной земли».

План экономического развития страны, написанный под диктовку советской стороны, предусматривал ускоренное развитие тяжелой промышленности -- за счет свертывания объемов производства в остальных отраслях, включая отрасли, выпускавшие потребительские товары. К этому времени в Восточном Берлине и в других крупных городах появились очереди за товарами первой необходимости, часть продуктов можно было купить только по карточкам. Дефицит товаров нарастал, раскручивалась инфляция.

Из-за тяжелой экономической ситуации бегство жителей ГДР в Западную Германию приняло угрожающие размеры. По данным Главного управления немецкой народной полиции, из ГДР бежало в 1951 году 160 560 человек, в 1952 году -- 165 571 человек, за первый квартал 1953 года -- 120 531 человек.

Абсолютно по рецепту сталинского образца одновременно с экономическими проблемами усиливались политические репрессии. Уполномоченные МВД СССР в ГДР сообщали на Лубянку о «грубейших извращениях карательной деятельности» правоохранительных органов республики:

«Если в первом полугодии 1952 года было осуждено за антидемократические преступления (распространение листовок, брошюр и т.п.) 1992 человека, во втором полугодии -- 4286 человек. По своему социальному составу осужденные во втором полугодии 1952 года распределяются: рабочие 59%, служащие 24%».

В это же время восточногерманский Совмин под руководством СЕПГ принимал законы, требовавшие от немецких рабочих укрепления дисциплины, резкого повышения производительности труда. Естественно, отношение широких масс населения к таким законам было как минимум неоднозначным. Эта очевидная «неоднозначность» правительством ГДР игнорировалась, и в Москву поступали вполне бодряческие отчеты об успехах строительства социализма. Эти отчеты входили в противоречие с донесениями советских спецслужб, отправлявших на Лубянку куда менее оптимистичный анализ происходящего.

«Совершенно секретно. т. Берия

Политбюро СЕПГ и правительство ГДР в течение 1951--53 гг. провело ряд недостаточно продуманных мероприятий. За это время были в несколько раз снижены цены на продовольственные и промышленные товары, что дало выигрыш населению примерно в 500 млн марок. За это же время была повышена зарплата различным категориям рабочих и инженерно-технической интеллигенции на сумму примерно в 800 млн марок. Естественно, снижение цен и повышение зарплаты увеличило спрос на продукты питания и промтовары, который промышленность и сельское хозяйство удовлетворить не могли.

Вследствие того, что на увеличивавшуюся зарплату товарооборот не был запланирован, деньги стали оседать у населения и кассовая наличность в банке стала резко уменьшаться. В марте с.г. премьер-министр ГДР товарищ Гротеволь лично дал письменное распоряжение о дополнительном выпуске бумажных денег на сумму 200 млн марок. Только своевременное вмешательство СККГ (Советская контрольная комиссия в Германии, преемница советской военной администрации. -- Ю.К. ) предотвратило этот явно ошибочный шаг премьер-министра…Не совсем верный шаг СККГ состоит в том, что она рекомендовала правительству ГДР лишить продуктовых карточек частных предпринимателей. Принятое правительством, согласно этой рекомендации, в марте с.г. решение вызвало резкое недовольство ремесленников, мелких торговцев и др. слоев населения, не имеющих наемной рабочей силы и живущих за счет своего труда… В мае 1953 года в ряде городов ГДР больничные кассы были закрыты и выдача денег по больничным листам прекратилась. Генерал-майор Каверзнев». Нормы протеста

Чаша народного терпения переполнилась 28 мая 1953 года, когда Совет министров ГДР объявил о повышении рабочих норм на производстве, по-советски представив директиву как пожелания самих трудящихся: «Правительство Германской Демократической Республики приветствует инициативу рабочих по повышению норм выработки. Оно благодарит всех работников, которые повысили свои нормы за их большое патриотическое дело. Одновременно оно отвечает на пожелание рабочих по пересмотру и повышению норм». Узнав из газет о собственной «инициативе», немецкий пролетариат схватился за свое классическое оружие -- в партийно-правительственные учреждения полетели камни.

Москва лихорадочно пыталась разрядить возникшую в Восточной Германии взрывоопасную обстановку. 27 мая 1953 года министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов, курировавший ситуацию в ГДР, вынес вопрос о положении в Германии на заседание президиума Совета министров СССР.

2 июня 1953 года было издано распоряжение Совета министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР». 3 июня председатель СЕПГ Вальтер Ульбрихт и премьер-министр ГДР Отто Гротеволь были экстренно вызваны в Москву. Их приняли на самом высоком уровне -- первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, глава МВД Лаврентий Берия и главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии Андрей Гречко. Советское руководство призвало немецких товарищей «не проводить форсированную политику строительства социализма в ГДР». Немецкие товарищи отреагировали 11 июня «Новым курсом» -- отказом от ускоренной коллективизации сельского хозяйства, тотального огосударствления частных предприятий и от преференций развития тяжелой промышленности в ущерб легкой.

Партия и правительство ГДР пообещали улучшить снабжение, снизить цены. Но вот от решения повысить нормы выработки за прежнюю зарплату руководство отказаться «забыло». И в стране начались забастовки, пока, правда, «предупредительные» -- краткие и немногочисленные.

Из ретроспективного обзора политической ситуации в ГДР, направленного Берии советской инспекцией по безопасности в Германии:

«20 апреля 1953 года в связи с отменой получаемой ими ранее 15- процентной надбавки за сдельную работу в ремесленных мастерских фабрики искусственного шелка в гор. Преснитц бастовало 700 рабочих.

16 мая сего года в сталелитейном цехе завода «ЕС» в гор. Лейпциге бастовало 200 рабочих в знак протеста против увеличения норм выработки на 24%.

27 мая с.г. с 7.30 до 9.30 бастовало около 600 рабочих на заводе «Фиммаг» и в г. Финстервальде в связи с повышением норм выработки на 22 процента.

28 мая с.г. с 7 до 11 часов в том же городе бастовало 1 500 рабочих народного предприятия «Электромоторен-верке» в связи с увеличением норм выработки на 25%».

Вскоре чисто экономический характер протестов перерос в политический. Так, 12 июня на одном из народных предприятий в Готе рабочие демонстративно повернули портреты руководителей ГДР лицом к стене. Профсоюзные функционеры жаловались в Берлин, что никакие аргументы на возбужденный коллектив больше не действуют.

В течение последующих двух недель стало резко нарастать возмущение в столице -- руководством строительных объектов в соответствии с директивой берлинского правления СЕПГ нормы выработки были повышены еще на 25%, в связи с чем заработная плата за последнюю неделю перед восстанием, выданная рабочим, сократилась только на 10%, а в случае невыполнения новых норм -- на 35%.

На заседании секретариата берлинского горкома уполномоченный по строительству Бруно Баум дал указание о сохранении повышенных норм. Было принято решение «о проведении с утра 16 июня разъяснительной работы». Не получилось. Утром 16 июня представители партии, вышедшие на встречи с трудовыми коллективами, были освистаны и изгнаны. Появившаяся 16 июня 1953 года в профсоюзной газете «Трибуна» статья в защиту курса на повышение норм выработки стала детонатором.

Толпа демонстрантов, насчитывавшая более 4 тыс. человек, направилась к Бранденбургским воротам с намерением пройти в английский сектор города для проведения митинга у Рейхстага. По мрачной иронии судьбы, началось шествие со Сталиналлее -- проспекта, который должен был продемонстрировать капиталистическому Западу успехи социализма. Нескольким участникам демонстрации, строительным рабочим старших возрастов, удалось перед самыми Бранденбургскими воротами склонить демонстрантов к изменению пути. И колонна, не пересекая границу, двинулась по направлению к ЦК СЕПГ.

Членов СЕПГ, пытавшихся повлиять на демонстрантов, уже не просто освистывали -- их избивали. Собравшись у здания ЦК СЕПГ, бастующие стали через захваченную ими радиоустановку требовать выхода к ним президента республики Вильгельма Пика. Не дождались. После этого в руках демонстрантов появились транспаранты с антиправительственными лозунгами. Главный из них: «Мы требуем свободных выборов и единого Берлина».

Симптоматично, что вплоть до введения советских войск в Берлин бастующие не выдвинули ни одного антисоветского лозунга. Вся агрессия была направлена исключительно против правительства ГДР и руководства СЕПГ.

«Русские, вон из Берлина!»

В Москве и в Берлине к ночи на 17 июня стало ясно: ситуация окончательно выходит из-под контроля. Надежд на народную полицию ГДР было мало -- и не только из-за ее относительной малочисленности и ее слабом вооружении. В Москве не исключали, что немецкая полиция может перейти на сторону восставших. Своей армии в ГДР после 1945 года не было. Национальные военизированные подразделения -- казарменная полиция -- были надежны, но их просто не хватило бы для подавления массовых беспорядков. С введением советских войск медлили: немецкая столица, включая советский сектор, находилась под «перекрестным» контролем держав-победительниц. Введя туда танки, СССР рисковал вызвать встречное движение из западной зоны. И все же решение о вводе подразделений из Советской группы войск в ГДР ночью на 17 июня было принято, ибо перспектива свержения в республике правящего режима стала более чем отчетливой.

В город были введены крупные танковые и артиллерийские соединения. В 6.30 утра 17 июня все важные объекты: радиостанция, почта, телеграф, вокзал, мосты -- были заняты советскими войсками. Танки шли по центральным улицам Берлина. Их встретили шумящие толпы: «Русские свиньи, убирайтесь в Москву, что вам нужно в Германии!». В офицеров, стоявших у открытых башен танков, бросали гнилые помидоры, яйца, камни. Приказа, разрешающего применять оружие, советские войска еще не имели. Отмечены случаи, когда мятежники влезали на танки, ломали радиоантенны и заливали смотровые щели бензином. Танкисты в ответ открывали огонь.

Введение бронетехники не остановило восставших. В 11 часов утра 17 июня участники демонстрации заняли здание ЦК СЕПГ. Оно уже было пустым: на рассвете партийно-политическое руководство было вывезено в пригород немецкой столицы Карлсхорст, в штаб-квартиру советского верховного комиссара. Именно в Карлсхорсте 8 мая 1945 года была подписана капитуляция Германии -- бывают странные совпадения…Здание правительства ГДР, члены которого также к тому времени бежали под защиту советских войск, вскоре тоже заняли повстанцы. Растерянность в действиях руководителей страны еще более раззадорила участников акций. Пытаясь хоть как-то повлиять на ситуацию, правительство выступило со спешно написанным 17 июня в Карлсхорсте заявлением. Но оно лишь усугубило положение.

«Мероприятия правительства Германской Демократической Республики по улучшению положения народа были отмечены фашистскими и другими реакционными элементами в Западном Берлине провокациями и тяжелыми нарушениями порядка в демократическом (советском.-- Ю.К.) секторе Берлина. Эти провокации должны осложнить установление единства Германии… Виновные в беспорядках будут привлечены к ответственности и строго наказаны. Призываем рабочих и всех честных граждан схватить провокаторов и передать их государственным органам».

В полдень по берлинскому времени власть в ГДР «по согласованию» с Гротеволем и Ульбрихтом и другими членами политбюро СЕПГ была передана командованию советских войск.

В 13 часов советский военный комендант Берлина ввел в городе чрезвычайное положение. Несколько часов советские власти не могли размножить текст соответствующего приказа: типографии бастовали, в том числе и та, что выпускала советскую газету «Тэглихе рундшау». Комендатура запросила у командования танк и направила его во двор типографии. Лишь после этого печатники приступили к работе.

События в других районах республики посол и верховный комиссар СССР в ГДР Владимир Семенов описывал так: «Из Коттбуса, Хемница, Галле, Лейпцига, Дрездена, Магдебурга поступали сообщения о бурных демонстрациях и столкновениях. Жертвы были с обеих сторон…. Ко мне звонили Хрущев, Молотов, Берия, Маленков, другие руководители. Страсти накалялись. В 11 часов мы получили указание открыть огонь по мятежникам. Я и Соколовский (прибывший в Карлсхорст 17 июня начальник советского генштаба -- Ю.К.), имея чрезвычайные полномочия, нарушили указание Москвы и приказали открыть огонь поверх демонстрантов, а не по людям. Толпы рассеялись. Было также указание ввиду волнений в других городах учредить военно-полевые суды и расстрелять несколько человек, оклеив сообщениями об этом столбы и афишные тумбы в городах. Я вызвал прокурора группы войск и передал приказ Москвы. Но он отказался выполнять его из-за отсутствия юридических полномочий. Кто знает, что было бы, если бы мы безмолвно исполняли указания Центра. А Хрущев, узнав о нашем нарушении решений политбюро, сказал: «Соколовский и Семенов -- это лучшие консультанты по Германии. Им на месте виднее, что надо делать и чего не делать».

Восставшие по всей территории ГДР захватывали здания горкомов СЕПГ, штаб-квартиры органов госбезопасности, пытались вывезти или уничтожить их архивы, штурмовали тюрьмы. Заключенных, среди которых основное количество были уголовниками, освобождали. И тогда восстания превращались в откровенные погромы. Порой лидеры рабочих оттеснялись людьми, отсидевшими советских лагерях как военные преступники, или активистами НСДАП. И начиналось невообразимое: одна часть колонны пела «Интернационал», другая -- нацистский гимн «Германия превыше всего». Кое-где захватывали радиостанции, и тогда в эфир неслись антисоветские и антиправительственные лозунги и требования забастовочных комитетов. Главные из них -- обеспечить свободу слова, ликвидировать государственный контроль в экономике, пересмотреть цены на продовольствие и другие товары широкого потребления, свободные выборы для всей Германии, убрать межзональные границы Германии и вывести все оккупационные войска.

Между поддержкой и подстрекательством

Бывшие союзники СССР по антигитлеровской коалиции, а теперь противники в «холодной войне» в сложившейся ситуации действовали через западногерманских политиков.

Утром 17 июня из Бонна (там до объединения Германии размещалась столица ФРГ) в Западный Берлин для «наблюдения за движением протеста в Восточном Берлине» прибыл министр по общегерманским вопросам Якоб Кайзер. Наблюдение было более чем пристальным. В шесть вечера в Западном Берлине был организован многотысячный митинг, на котором Кайзер выступил с речью о необходимости активного сочувствия немецким собратьям в восточной зоне. В тот же день со специальным заявлением в бундестаге (парламент ФРГ) выступил канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр: «Вне зависимости от того, как демонстрации берлинских рабочих будут расценены, они стали большим подтверждением воли к свободе немецкого народа в советской зоне».

Реакция ФРГ и «капиталистического мира» немедленно становилась известна в ГДР -- на Восточный Берлин из Западного вещала в прямом эфире радиостанция РИАС (Радио американского сектора). Известный западногерманский политик Эгон Бар, занимавший в то время пост шеф-редактора РИАС, вспоминал, как в его бюро появились представители стачечного комитета. Они хотели передать призыв к всеобщей забастовке в ГДР. Ее должны были начать вечером 17 июня. В частности, планировалось прекратить снабжение демократического сектора Берлина продуктами питания, электроэнергией и водой. Но американский директор радиостанции Гордон Ирвинг не захотел «подставляться»: из западного сектора открыто призывают бастовать в советском?! Может, просто сообщить о прошедшей демонстрации и ее требованиях? Но это значит -- упустить время. Бар и Ирвинг решили попросить руководителя западноберлинских профсоюзов призвать своих восточногерманских коллег «из чисто рабочей солидарности» поддержать берлинцев. Подобных репортажей «в поддержку» в течение двух «раскаленных» суток РИАС выпустила десятки. Грань между поддержкой и подстрекательством в те дни была столь же неосязаемой, как между информацией и пропагандой. 17 июня, окончательно разъединившее Германию, было провозглашено в ФРГ Днем народного единства. Тогда же появилась на карте Западного Берлина и улица Семнадцатого июня.

В это время в ГДР уже шли массовые аресты участников восстания.

«Совершенно секретно. Товарищу Берия Л.П. Показания одного из активных участников западноберлинской банды… Кальковского Вернера.

16 июня 1953 года в 6 часов вечера ко мне зашел на квартиру мой знакомый Потинг Пауль, также проживающий в Западном Берлине, и предложил принять участие за хорошую оплату в организации массовых беспорядков в демократическом секторе Берлина. При этом Потинг сказал, что организация таких беспорядков будет облегчена тем, что в демократическом секторе Берлина начнется забастовка среди некоторой части рабочих и эту забастовку нужно превратить в бунт…Около секторальной границы были установлены два мощных репродуктора… Диктор, говоривший по-русски, призывал полицию и русские войска не оказывать бунтовщикам противодействия, а переходить самим в западный сектор Берлина».

В Западный Берлин «для тщательного изучения обстановки в ГДР и информирования американской администрации о формах и методах восстановления демократии в восточных землях» прибыла группа влиятельных должностных лиц США. Среди них -- глава ЦРУ Ален Даллес, высокопоставленные военные, представители госдепартамента. «Над рядом советских объектов ежедневно на низких высотах пролетают военно-транспортные самолеты С-47, с которых сбрасываются листовки, содержащие враждебные выпады в отношении Советских вооруженных сил и социалистического строительства в Восточной Германии», -- информировал Москву и американский МИД советский посол Владимир Семенов.

«А стыдитесь ли вы?»

Уже к вечеру 18 июня все стало стихать -- советские войска слаженно и, как потом напишут западные наблюдатели, «с очевидной сдержанностью и умеренностью» купировали приступы народного гнева. Вслед за бронетехникой, рассеивавшей толпы, в провинциальные города входили пешие части. Немецкая полиция, кстати, оказалась вполне хорошим, дисциплинированным подспорьем. Восставшие «выдавливались» из занятых ими учреждений, кое-где приходилось спасать от самосуда захваченных демонстрантами партийных функционеров и сотрудников немецкой госбезопасности. Малочисленные забастовки в провинции еще продолжались в течение недели. Подавление «очагов» уже именовалось «мероприятиями по окончательной нормализации обстановки в ГДР». Заместитель начальника инспекции по вопросам безопасности при верховном комиссаре СССР в Германии полковник Иван Фадейкин докладывал в Москву:

«Совершенно секретно

В целях быстрейшего окончания фильтрации задержанных в связи с событиями в округах, где имели место антиправительственные выступления, созданы тройки в составе секретарей окружкомов СЕПГ, начальников местных управлений МГБ и окружных прокуроров...

По состоянию на 12.00 29 июня с.г. всего задержано 9344 участника антиправительственных выступлений, из них в процессе фильтрации освобождено 5122 человека, оформлен арест на 2196 человек, закончены следствием и переданы в судебные органы дела на 1063 человека. На 29 июня с.г. осуждены судебными органами ГДР 294 человека, из них 259 -- на разные сроки наказания и 35 оправданы».

В целом по стране, согласно сообщению министра государственной безопасности ГДР, погибли 19 демонстрантов и два человека, не принимавших участие в событиях, а также четыре сотрудника полиции и госбезопасности. Ранены были 1236 демонстрантов, 61 прохожий и 191 сотрудник восточногерманских сил безопасности.

По данным советских спецслужб, в антиправительственных выступлениях в ГДР участвовало: 17 июня -- более 470 тыс. человек; 18 июня -- свыше 242 тыс.; 19 июня -- около 57 тыс. и 20 июня -- около 13 тыс. человек.

За образцовое выполнение задач командования» многие офицеры и солдаты Группы советских войск были награждены орденами и медалями СССР и ГДР, удостоены благодарности главнокомандующего Советской группой войск. А самому командующему генерал-полковнику Андрею Гречко было присвоено звание «генерал армии». Сразу же после событий 1953 года. при активной помощи Советского Союза стала создаваться Национальная народная армия (ННА) ГДР.

Все вернулось на круги своя. Трудящиеся «выражали сожаление» в связи с «фашистской провокацией», изъявляли желание «наверстать простой ударной работой в выходные» и «возместить убытки, взяв повышенные обязательства». Руководство республики клялось в еще большей верности идеалам социализма и стыдило вверенный ему народ, рассыпаясь в благодарностях Советскому Союзу. Газета СЕПГ "Нойес Дойчланд" в передовице 20 июня писала, обращаясь к немцам: "Стыдитесь ли вы? Вам придется очень много работать и очень хорошо вести себя, а в будущем действовать очень умно, прежде чем вам забудется этот позор".

На этот угрожающий пафос блестяще ответил Бертольд Брехт -- после смерти писателя в 1956 году в его архиве был найден стихотворный памфлет «Решение»:

«После восстания 17 июня секретарь Союза писателей приказал раздавать на Сталиналлее листовки, в которых можно было прочитать, что народ потерял доверие правительства и что возвратить его он может только удвоенной работой. Не было бы разве проще правительству распустить народ и выбрать новый?»

Восстание 17--18 июня было подавлено, но не забылось ни в СССР, ни на Западе. Оно стало «закладным камнем» Берлинской стены, возведенной в 1961 году и ставшей бетонной метафорой непробиваемости советской идеологии. «Лицом к стене» летом 1953 года была поставлена не только Германия.