Обстоятельства

Город Кострома, год 2008-й. 270 тыс. человек, весь центр -- двух- и трехэтажный, в значительной степени деревянный. Дороги таковы, будто их грызли стивен-кинговские лангольеры: огромные дыры прямо посреди центральной улицы. Стенд объявлений на автовокзале: в такой-то, такой-то и такой-то населенные пункты рейсы отменены из-за плохих дорожных условий. При этом конец апреля -- начало мая, жарища, никаких дождей -- да что ж там такое должно было случиться, чтобы вовсе проехать было нельзя? На том же самом автовокзале свои услуги предлагает некая местная авиакомпания -- судя по продолжительности полетов (14 минут; 15 минут), летают они в райцентры. В Москву и из Москвы ходит единственный поезд, и прибывает он и в столицу, и в Кострому в пять утра. Еще раз в двое суток появляется поезд проходящий -- из Хабаровска, что ли -- и тогда из Костромы можно уехать в четыре утра и приехать в Москву в какое-то вменяемое время. Всего три с половиной сотни километров от столицы, но когда подумаешь о транспорте, кажется, что три с половиной тысячи.

Центральная площадь -- Сусанинская (в местном сленге -- «сковородка», потому как круглая). Советский памятник доблестному крестьянину, Сусанин похож на Карла Маркса и Дзержинского одновременно. Памятный знак -- вот здесь стоял дореволюционный памятник тому же герою, был снесен большевиками, сейчас в процессе восстановления. Как взглянешь на картинку -- каков был монумент -- так с большевиками и согласишься: на четырехугольном столбе высился бюст отрока Михаила Романова (такой, будто голову отрезали и положили на блюдо), а к основанию столба (вроде как на уровне ног самодержца) привалился не приведший к его укрытию польских интервентов старичок-мужичок. Ну правильно, Иван Сусанин прежде всего раб. Здорово. Патриотично.

Вот этот державный патриотизм сейчас правит в Костроме. В местном музее рядом с очень неплохим собранием пейзажей верноподданническая выставка в честь последней царской династии. Исторический документ в рамке -- приглашение такому-то от местного предводителя дворянства на прием в честь приезда императора. Сразу представляешь, что висело на этом месте лет тридцать назад -- наверняка какая-нибудь записка Ленина с просьбой помочь костромскому товарищу. В такой же рамке. А главная гордость местной администрации -- танцевальный ансамбль «Кострома», что недавно приезжал на гастроли в Москву. Этакая глянцевая удаль, новорусская народность. Функции те же, что у ансамбля «Березка» в советские времена, только масштаб иной: раньше целая страна внушала миру, что у нас все здорово, раз вот так умеют водить хороводы, теперь провинциальный город внушает Москве, что у него все в сытости, раз вот так роскошно расшиты сарафаны. Лучше бы улицы отремонтировали, право слово.

И вот посреди всей этой сусанинщины в Костроме возникает международный фестиваль современного танца. Абсолютно -- без всяких скидок -- европейского уровня. Откуда? Как?

Люди

Иван Естегнеев родился в Новороссийске, там же окончил школу и поступил в местный юридический институт. Через два года огляделся по сторонам и понял, что юристом быть не хочет, а хочет танцевать и сочинять танцы. Отправился в Петербург, в Университет профсоюзов, поступать на хореографическое отделение -- и поступил, несмотря на то, что классического образования у него не было, а оно от абитуриентов требовалось; потом добирал у частных учителей.

Евгений Кулагин учился в Челябинском институте культуры и искусств, специальность -- актер драматического театра. Рядом учились хореографы, и один из них занял его в спектакле.

В Петербурге проходил фестиваль современного танца Open Look. На него пришел Естегнеев. На него приехал Кулагин. Там и познакомились.

Решили создать собственную компанию -- но где? Кулагина по окончании института позвали на работу в Кострому, в драматический театр -- туда и поехали. Шесть лет назад была создана первая (и до сих пор единственная) школа современного танца в городе, прежде вообще не подозревавшем о существовании подобного вида искусства. А в 2003 году дала свое первое представление компания «Диалог данс».

Они начинали не с нуля, а с величин отрицательных -- достаточно пролистать подборку местной прессы, чтобы это увидеть. Их обзывали сектой (кому-то померещилось, что танцующая на сцене девушка подает руками тайные знаки), и доброжелательно спрашивали успешных учениц: «Вы, конечно, хотите танцевать в «Тодесе»?» (Ага, а мечта каждой консерваторки -- работа лабуха в ресторане). Сейчас в школе 200 учеников, и у танца уже есть собственная аудитория: в фестивальные дни в местном театре (дивная провинциальная игрушка -- 450 мест, а при этом четыре яруса, ложи, все всерьез) свободных мест не было. Кулагин -- директор феста; Естегнеев -- артдиректор; нетривиальная идея -- фестиваль дуэтов; и гости со всего мира.

Танцы

Фестиваль называется Diversia -- соединены слова «диалог» и «версия». Некоторое ехидство по отношению к благонамеренному городу, властные люди которого не только ни копейки не дали на событие, но и не пришли ни на один вечер, присутствует: в день открытия на улице перед театром путались в стропах потешные парашютисты. Но несмотря на будоражащее название, ничего взрывать Естегнеев с Кулагиным не собираются: их дело -- показать, что происходит в современном искусстве танца, а дальше каждый сам может выбирать, в какой реальности ему жить. В той, где это искусство -- норма, или в той, где сусанинский рабский столп.

А в их реальности интересно. В ней нескучно, в ней разнообразно. Вот латвийский дуэт Элина Брэйце и Гунтис Спридзанс рассказывает в танце историю, очень понятную: изящная, нервная, стервозная дама в красном и деловой мужчина, влюбившийся до самозабвения. Сюжет для небольшого телесериала. Он обнимает, обцеловывает, убаюкивает ее -- и падает с жалко протянутой рукой, когда она отбегает. Кокетство выскальзывания из объятий и отпускающая усмешка в конце -- все перегорает, ничего не забывается. Сочинение Сергея Землянского, называется «Как-то так». Базовый уровень.

Все остальное больше требует от зрителя, но и восхищает больше. Две танцовщицы из Чикаго -- Атали Джуди и Табита Фэйс -- соединяют «живую» работу и видео. На заднике-экране служитель вываживает белую лошадь -- та идет, высоко поднимая колени. Так же, высоко поднимая колени, идет танцовщица на высоченных «платформах» (по-моему, там было сантиметров четырнадцать). Плотно упакованная, застегнутая в какую-то сбрую, в странном шлеме на голове, из которого торчит рыжий ирокез (потом эта штука снимается, и у девушки обнаруживается нормальная человеческая прическа), -- отличная хохма и отличный вызов: вы манекенщиц рассматриваете как лошадей? Так вот -- держите! Когда лошадь на экране начинают расседлывать, подруга освобождает от пут и девушку на сцене: из гламурной функции проявляется живой человек. Этакая пара слов о необходимом занятии современного искусства.

Чешский дуэт Тереза Ондрова и Елена Аренбергерова в миниатюре «Сквозь бутылочное стекло», сочиненной Ондровой и Вероникой Кнытловой-Котиковой, взял «картинкой» и нежным настроением. Спроецированный на задник полукруг света, похожий на отблеск стекла в весенней луже, капающая, текущая, барабанящая по сцене с колосников натуральная вода, и две танцовщицы, по-детски отчаянные и по-тинейджерски настороженные, расплескивающие воду и разбрызгивающие движения. Рифмой к ним, но гораздо более энергичной, торжествующей, победной, стал дуэт из Южной Африки Дада Масило и Лулу Млангени. Хореограф Пиджей Саббагха вместе с девушками сочинил для них одноактовку «Назад» -- заставил сцену искусственными белыми и красными цветами, запустил четыре вентилятора, заставляющие колыхаться эти цветы и взлетать одетые на танцовщицах белые туники, и устроил почти дискотеку под Антонио Вивальди. До этого спектакля трудно было себе представить, что Вивальди был таким отвязным малым, но он оказался отличным товарищем в танцах, бодро выворачивающих конечности, и (что менее удивительно) отличным утешителем, утишителем, готовящим танцовщиц к простым и нежным жестам.

Московские «По.В.С.Танцы» (Альберт Альберт и Александра Конникова) почти только о простых и нежных жестах и «говорили» -- в миниатюре «Ночи и дни». Всего лишь пара, лежащая на полу. Всего лишь мгновения полупросыпания-полусна. В воздухе две чудные проволочные птицы (страус и цапля? Может быть). И очень точная картинка друг-для-друга достаточности: все движения закрываются друг на друге. Она ныряет в кольцо его рук и будто плывет во сне -- он держит привычно, ненапряженно и счастливо.

Хозяева фестиваля представили премьеру -- «Сделку» на них поставили петербуржцы Нина Гастева и Михаил Иванов. «Сделка» навеяна пьесой Кольтеса «В одиночестве хлопковых полей» и представляет собой поэму выживания. Двух людей, выписывающих круги по сцене, курсировавших по собственным непересекающимся траекториям, сдвигает, сближает, швыряет друг к другу то раздающийся из телефона звериный рык, то тревожный стук в дверь, то пролетающий вертолет (назойливый звук в фонограмме и шарящий по сцене луч света -- все просто, но мурашки бегут по спине, и хочется, чтобы этот луч героев не нашел). Естегнеев и Кулагин отлично умеют играть маску отстранения, выдавать почти кукольное замирание лица, торможение пластики, и это умение приходится очень кстати в этих вариациях на темы холодно-интеллектуального и скрыто надрывного кольтесовского сюжета.

А лучшим из «гостевых» дуэтов фестиваля был, пожалуй, венгерский дуэт. Марк Фенивес и Иштван Палоси в одноактовке «Каин-Авель» (хореограф -- Ксаба Норват) поговорили одновременно и о библейской истории, и о работе артистов в дуэте. В течение почти всего спектакля два артиста двигались совершенно синхронно, не отличаясь ничем, -- и как можно было понять, кто из них кого играет? Но иногда, когда оба замирали в своеобразном «стоп-кадре», один из танцовщиков поднимал наклоненную точно так же, как у товарища, голову и смотрел тому в затылок -- напряженно и мрачно. И тогда вопрос исчезал -- вот, Каин проявлялся. И не было никаких картинных зарезаний-убийств: Каин в какой-то момент просто останавливался, отказывался двигаться в такт с Авелем, и для того это уже становилось невыносимым. Движения становились судорожнее и резче, будто энергия, выделенная на двоих, хлынула на одного человека, и он такого повышения напряжения не выдержал. Авель умирал, а Каин просто стоял и смотрел; расторжение дуэта -- убийство брата.

Фестиваль стал возможен благодаря поддержке Фонда Форда, московского агентства театров танца «Цех», Чешского культурного центра, Культурного центра Венгерской Республики, гранту «Акции по поддержке российских театральных инициатив» при содействии Совета по культуре и искусству при президенте РФ. Ну а костромские власти, как уже было сказано, делом не заинтересовались. Должно быть, международные фестивали у них проходят каждую неделю.