В предпоследний вечер фестиваля петербуржцы представили две премьеры -- реконструированный Сергеем Вихаревым «Карнавал» (спектакль Михаила Фокина 1910 года) и For Four Кристофера Уилдона. Первый представлялся автору скрывающимся под невинной формой конспектом грядущей балетной революции ХХ века; второй -- четырьмя монологами суперзвезд -- крайних индивидуалистов. И тот и другой авторы сильно удивились бы, увидев свои спектакли.

«Карнавал» на музыку Шумана стал откровенной игрушкой для каминной полки, прелестной безделицей без претензий на перекраивание мира искусств и представлений об этом мире. Многоярусные юбки до пола (балет напоминает зрителям, что были такие времена: барышня высунет из-под юбки туфельку -- кавалер падает от переполнения чувствами), капоры, на мужчинах -- фраки и цилиндры. Но главное -- не костюмы, главное -- ощущение, с которым в них двигаются артисты. Галантность утрирована до форменного издевательства; испуг обозначен мимикой коверного; и кокетство вдруг так добродетельно, что воскрешает воспоминания об укоризненных лицах дореволюционных кукол. Очень видно, как по-разному артисты Мариинки принимают свою игрушечную участь: Евгения Образцова становится Коломбиной с лукавым удовольствием (поиграю -- надоест -- брошу, а вы верьте, верьте, что я так простодушна), Марьяна Павлова -- Кьяриной с почти станиславской серьезностью освоения крохотной роли, а Яна Селина веселится, взлетая в роли Бабочки, которую ловит Пьеро, и нескрываемо радуется, что уж хоть ей дали немножко потанцевать в этом балете-пантомиме. Из двух «главных» мужчин -- неутомимого Арлекина (Владимир Шкляров) и горестного Пьеро (Ислом Баймурадов) -- труднее первому: он так искренне пытается принять себя в этой роли невзаправдашнего жизнерадостного наглеца, что совершенно стушевывает свою индивидуальность.

И главное тут не трепыхающаяся жизнерадостность, а именно то, что все понарошку. Через год, в 1911-м, Фокин поставит «Петрушку», в котором кукольный персонаж будет тосковать, влюбляться и бунтовать, прорывая стенки балагана так, что у зрителей вздрагивало сердце. Через год будет трагедия, а пока гуляющие по сцене фрачники потешаются над все время спотыкающимся Пьеро, и победитель в балете -- бодрый Арлекин. А у Шклярова, которому много дали и школа, и природа, еще есть возможность стать Петрушкой, он для той роли создан, не для этой. Победителя истинного, а не кукольного. Баймурадову проще: он, отличный и умный танцовщик, но прежде всего танцовщик сильный, ситуацию «победа в вечности через поражение вот сейчас» представить вообще не может. Потому играет в Пьеро -- и только; очень условно; утрированно; не смешно.

For Four -- балет, поставленный через 105 лет после «Карнавала» (впервые он был сочинен Кристофером Уилдоном в позапрошлом году для проекта «Короли танца»), -- изначально был почти сборником концертных номеров, перечнем выходов четырех балетных суперзвезд. В Штатах его танцевали Анхел Корейя, Итан Стифел, Йохан Кобборг и Николай Цискаридзе. В мариинской версии планировался целиком мариинский же состав, но один из танцовщиков в последний момент заболел, и в результате среди трех петербургских солистов (Андриан Фадеев, Александр Сергеев, Михаил Лобухин) на сцену вышел Корейя, удачно оказавшийся среди фестивальных гостей.

И получилось: он все так же про свое, про легкость вращения, удаль прыжка, про то, как славно быть суперзвездой. А мариинская троица -- о том, как здорово быть ансамблем. Абсолютное взаимодействие, внезапно возникшие диалоги, дружеские уступки, никакой соревновательности. Балет притих; артисты дали возможность всмотреться в рисунок, и обнаружилось, что этот рисунок -- типичная уилдоновская вязь -- в нем таки есть.

И получилось, что обе премьеры -- о сознательно выбранной роли. Роли игрушки и роли «одного из коллектива», так сказать. И рассказаны обе истории без рефлексии и без сожалений. Что само по себе для мариинского балета, в котором судьбу любого человека и любой постановки в любой момент безоговорочно решает все равно только Валерий Гергиев, признак отличной саморефлексии.